Непокаянный (СИ)

Дверью в этот раз никто из них не хлопает. Но напряжённое молчание длится весь вечер, и утро тоже. Дон немного стыдится, что со злости соврал: не так уж много дел у него в этот день намечено. Но задержаться он действительно планирует… чтобы снова позвонить Познеру.

Дэвид радуется, узнав его голос, и на душе от этого… непонятно, что происходит. То ли теплее становится, то ли кошки скребут. А скорее и то, и другое.

Они снова не касаются ни одной из больных тем. Говорят о работе, о друзьях. Дэвид немного рассказывает про свой садик, окончательно отцветший наконец-то, о планах, что он хочет вырастить на следующий год. И, конечно, спрашивает про рассказ. А Дон его почти что дописал, есть только легкое ощущение недоработки, отчего — он никак не поймёт. Дэвид диктует ему свою электронную почту, и Дон обещает набрать текст и выслать ему. Говорят о детях — Дон о родных, Дэвид о подопечных. Говорят о «волшебных» мётлах и несчастных случаях — и Дэвид вздыхает: «Посмотри мне в глаза и скажи, что ты на их месте не попробовал бы»… И Дону вдруг хочется. Не попробовать, а — посмотреть в его глаза. Светло-серые, в обрамлении светлых пушистых ресниц. Вслух он отшучивается, что церковь не одобряет всех этих ведьминских штук, так что нет, не стал бы, спасибо большое — но сам понимает, что это слабый аргумент. Церковь много чего не одобряет, с чем Дон давно и регулярно сталкивается. Однако Познер смеётся и не ловит его на слове, и переходит к другой теме. У них немало тем для бесед. Книги, музыка, фильмы. До очень уж позднего вечера они не сидят в этот раз, прощаются через час примерно, но настроение у Дона поднимается достаточно, чтобы не обращать внимания на ворчание Ханны, с удовольствием разогреть себе ужин и позаниматься с детьми, раз уж осталось время. Общение с ними — ещё одна вещь, дающая силы двигаться дальше.

Так продолжается… какое-то время. День рождения Генри проходит вполне хорошо, он и его друзья выглядят совершенно счастливыми, но Дон и Ханна по-прежнему почти не разговаривают друг с другом. Беседы только деловые, досуг раздельный, сон… на разных половинах кровати. Ханна и раньше не проявляла большого энтузиазма в постели, и в случае перерывов в их сексуальной жизни совсем не страдала. Дональд же просто привык сдерживать порывы, если не с кем их удовлетворить. Но, если честно, он замечает, что если и чувствует зарождающееся сексуальное напряжение в эти дни, то оно не направлено ни на Ханну, ни вообще на кого-то конкретного. Просто — явление физиологии. Пережить и отпустить его труда не составляет, даже лёжа в постели рядом с женой. Дону грустно от этого, грустно и пусто в груди: неужели это всё? Неужели это чувство — закончилось? Как это ни печально, он не может не признать: похоже на то.

Время идёт своим чередом. Праздники, раскрашивающие город, сменяют друг друга: чёрно-оранжево-фиолетовый, красно-бело-зелёный. Снега как не было, так и нет, и оформители витрин удваивают усилия по созданию рождественской атмосферы среди промозглого ветра и серой слякоти. Скриппс так и не помирился с Ханной до конца. Она не злится больше, но первой на примирение не идёт… и он не спешит. Так на удивление спокойнее живётся.

***

День рождения самого Дона проходит тихо, без вечеринок и гостей — впрочем, как всегда в последнее время. Кто-то из коллег вспоминает, что надо бы его поздравить, кто-то нет. Дон не любит делать из этого повод быть в центре внимания. Ну стал он на год старше, и что с того? Тридцать четыре года — не такое уж достижение. Дети мастерят ему подарки, Познер присылает смешную электронную открытку. Дейкин хочет зайти, но после язвительных слов Ханны Дон предпочитает общаться с ним вне дома. Стю совершенно точно делает в голове какие-то далеко идущие выводы по этому поводу, но не высказывает их Дону и вопросами его не донимает, так что вечер они проводят весьма приятно. Как ни странно, Дейкин тоже повзрослел и стал сдержаннее за прошедшие годы.

Сам с собой Дон, впрочем, размышляет о том, что произошло за этот год, достаточно серьёзно. Тридцать три — переломный возраст, все говорят, даже те, кто не принимает во внимание земную участь Христа. И если, вступая в этот возраст, Дон был настроен скептически, то сейчас он при всём желании не смог бы с этим спорить: перелом в его жизни произошёл. Да ещё какой.

***