Непокаянный (СИ)

Это тело под ним — как бы Дон, но как бы и нет, потому что Дон ведь никогда таким не был — отчаянно страстным, безбашенным, прямо распутным. Поэтому у Дэвида немного сбивается восприятие, как будто бы это отчасти не Дон, снова не Дон, снова просто мужчина, похожий на Дона, как это слишком уж часто бывало в первые годы… после всего. А потом этот мужчина говорит что-то ужасно глупое и смеётся — и это его голос, его глаза — и Дэвид понимает: нет, это всё-таки Дон. Это действительно Дон.

Висок и затылок простреливает боль. В штанах очень неуютно — отлично, ещё и обкончался вчера. Он прижимает пальцы к своим губам — распухшим, исцелованным, исцарапанным щетиной губам — и чувствует, что его вот-вот может стошнить. Он закрывает глаза, пытаясь побороть головокружение, и аккуратно поднимается с дивана. С Дональда. Осторожно приоткрыв веки, замечает на его светлых летних брюках такое же подсохшее пятно, как на своих — и вспоминает, что да, Дон вчера тоже кончил от этого. Ну, пиздец.

Сильные руки Дона, его горячие широкие ладони шарят по телу Дэвида, сжимают ягодицы, забираются под рубашку. И в замутнённом алкоголем мозгу Познера не возникает ни единой мысли о том, что надо бы остановиться. Мелькает лишь идея, что неплохо было бы хотя бы расстегнуть на них брюки — но шевелить руками так лень, а тереться о него сейчас так хорошо, что Познер так ничего и не предпринимает. С громким стоном он кончает вслед за Дональдом, прижимается лицом к его шее, вдыхает его тёплый — заметно изменившийся за эти годы — запах и проваливается в сон.

Значит, уже не получится сделать вид, что ничего не было. Обнаружив засохшую сперму в штанах, трудно не догадаться, как она там оказалась. Пиздец! Надо ж было так нажраться. Да ещё и домой его притащить. Дурак. Идиот. Придурок конченый.

Вовремя заметив приближение истерики, Дэвид заставляет себя успокоиться, переключиться в натренированный за годы работы режим принятия решений в непредвиденных ситуациях. Разбираться с проблемами стоит по мере их поступления. Сначала выпить воды. Потом разбудить Дона и дать воды ему. А потом уже действовать… по обстоятельствам. Будь они прокляты.

***

Разлепив веки в ответ на аккуратное потряхивание за плечо, Скриппс тут же морщится от боли.

— Давай, поднимайся, Дон. Я принёс воды, — слышен тихий голос Познера.

Вода — это хорошо. А вот Познер откуда… Ладно, решает Скриппс. Сначала попить.

Он садится, всё ещё зажмурившись, протягивает руку и чувствует, как прохладные ладони вручают ему довольно большой стакан.

— Спасибо, Поз, ты мне жизнь спасаешь, — говорит он. Реакция на это — странный звук, как будто всхлип или икота. Непонятно. Дональд пьёт, осторожно пробует открыть глаза. Ну и напились они вчера. Судя по виду, Познеру не лучше: он какой-то бледный и странный, сидит почти неподвижно на коленях прямо на полу. Стоп. А почему же он у Познера, он же собирался к родителям вернуться ночевать… Ведь он же там детей оставил. И почему же Дэвид избегает смотреть ему в глаза, как будто… ох. Ну ни хера себе.

Он вспоминает. Холодеет. Встаёт с дивана, чтобы… сам не знает, что сделать. И чуть не падает от резкого движения.

— О Боже, Поз… Ты помнишь?.. Что мы натворили…

Тот кивает, отвечает как-то бесцветно:

— Я помню, Дон. Пиздец, что тут сказать, — он какое-то время молчит, по-прежнему сидя на коленях у дивана. Потом, внешне спокойно, продолжает: — Сейчас часа четыре утра, наверное. У нас ещё есть время… привести тебя в порядок. У меня стиралка есть и сушка, к утру сможешь надеть. Брюки, — поясняет он, в ответ на вопросительный взгляд.

Дональд замечает наконец-то явный дискомфорт — и догадывается, что Поз и сам не в лучшем положении. Хотя, конечно, в лучшем. Он же дома.

— Да чёрт возьми, — Дон снова садится на диван и закрывает лицо руками. — Да что же я за человек-то такой, — стонет он.

— Ты разберёшься с этим позже, — резонно замечает Дэвид, поднимаясь. — Сейчас давай иди в душ. Я принесу тебе какие-нибудь брюки, чтобы пока надеть.

Пока он принимает душ, оставив брюки и трусы под дверью, Дэвид заваривает чай и запускает стирку. Он не заглядывает в ванную, на ощупь вешая домашние брюки на крючок для полотенец. Пока в душе Дэвид, Дон сидит на его кухне, тупо пялясь в точку на полу. Он старается прогнать вообще все мысли из головы, потому что пока совершенно не понимает, с чего начинать обдумывать ситуацию. Вероятно, поможет только дневник. Вероятно, и он не поможет.

Когда Дэвид выходит и садится с чашкой чая напротив него, первое что он говорит, это:

— Прости меня, Скриппси. Я так виноват. Не знаю, сможешь ли ты простить меня.

Дон удивлён.

— Я помню, как всё случилось, я же сказал. Не пытайся выгораживать меня, не надо. Инициатива была моя, а из нас двоих именно я связан… обязательствами, — он с минуту молчит, потом вздыхает: — Боюсь, что придётся нам теперь, как говорится, всё забыть, как бы это ни было… невозможно.