В день рождения дети звонят Дону с поздравлениями. Говорят, конечно же, больше о себе, чем о нём, но ему и самому это во много раз интереснее. А вот после звонка Дональд ловит себя на каком-то неясном чувстве и пытается разобраться в нём… и так удивлён результатом, что вечером всё же делится с Дэвидом, хотя и терпит до возвращения домой из маленького ресторанчика по соседству:
— Представляешь, оказывается, я… не хочу туда идти. В гости к ним.
— Вот это новость.
— Сам удивлён. Но факт остаётся фактом.
— Почему?
В этом вопросе нет ни капли сомнений в правомерности его чувств. Просто Дэвид по опыту уже знает, что Дону самому нужно докопаться до причин этого. Нужно выразить ответ словами, понять природу явления — отчасти даже из писательских амбиций, чтобы в будущем использовать свой опыт, если понадобится. Дон задумывается.
— Мне… больно видеть, как дети рады мне.
Дэвид молчит, но продолжает внимательно слушать, облокотившись о стол, чуть склонив голову набок. Дон понимает, что скорее всего ранит Дэвида своими словами, невольно напоминая о том, что расстался с детьми ради него. Но когда Дэвид слушает его вот так, сформулировать ответы почему-то в разы проще. И Дэвид готов помочь Дону по собственной воле. Дон накрывает его руку своей и нежно сжимает. Он принимает помощь и благодарен за неё.
— Они… не имеют это в виду как упрёк, мне кажется. Хотя ты знаешь их, они те ещё хитрецы. Но они просто рады, искренне. А вот Ханна… На её счёт я не так уверен.
— Она говорит что-нибудь?
— Знаешь, как ни странно, нет, не говорит. Но я всё равно постоянно жду от неё этого нажима: вот видишь, как им с тобой хорошо. Неужели ты снова их бросишь. Я как будто сам, за неё себе говорю это, да? Раз она молчит?
— Да, Дон, похоже. Ты знаешь, что она хочет сказать, и когда она не говорит — это только хуже. Я понимаю. Конечно же, тяжело. Но тебе всё же нужно быть там. Это очень важный семейный праздник для вас. А они не перестанут быть твоей семьёй — никогда.
Как никогда, наверное, Дэвид не перестанет его удивлять — житейской мудростью, чуткостью и — глубиной и силой своей любви.
— Ты прав. Я тоже так думаю, я хочу, чтобы это было так. Спасибо, Поз, — улыбается Дон и по внезапному наитию произносит наконец вслух то, что почувствовал уже довольно давно: — Ты тоже моя семья, понимаешь?
Дэвид вздыхает как-то прерывисто, но улыбается очень светло.
— Я… понимаю, Дон. Спасибо тебе.
***
В этом — в семейной жизни, не в качестве сына, а в роли супруга — у Дона есть опыт, а у Дэвида нет, и это кажется Дону странным, может быть оттого, что во многом другом опыт Поза куда богаче его. Дэвид делится с ним открытиями иногда, к примеру о том, что просыпаться вместе — переживание во много раз интимнее, чем даже вместе засыпать… или о том, что лучшие моменты дня — это часто их тихие разговоры обо всём на свете в постели, в темноте, перед тем, как уснуть… И Дон не всегда уверен, как реагировать. Ему даже больно немного от того, насколько Дэвиду это в диковинку. А Дону это не впервой. Для него всё это знакомо и ожидаемо. Он улыбается, кивает Дэвиду: всё так, дорогой мой, ты прав. Но иногда с трудом удерживает реакцию вроде: ага, вот и ты это понял, а я давно это знаю. Почему-то это кажется такой же неловкой темой, как сексуальный опыт Дэвида. У того число переспавших с ним мужчин измерялось уже десятками на момент начала их отношений, а у Дона супруга была лишь одна… Но она была. И с ней тоже когда-то было хорошо просыпаться вместе или делиться мыслями в темноте… помогать тереть мочалкой спину, суетиться на кухне, спорить о новых и старых фильмах, да много чего ещё. Дон так и не вспомнил, когда всё пошло не так, но хорошего было много, и этого он не забыл. Он понимает, что глупо сравнивать, он и не сравнивает… но вот иногда — вспоминает. Вслух ничего не говорит, но всё-таки честно записывает — может быть, чтобы критическим взглядом перечитать это после, спустя несколько лет. «Хотел бы я это вернуть?» — выходит однажды из-под пера пронзительный вопрос. Дон поднимает взгляд от страницы и долго любуется Дэвидом, сосредоточенно корябающим что-то своё на полях сомнительно переработанного нового учебника. Познер хмурится, задумчиво покусывает губы, сердитым жестом снимает очки, но тут замечает взгляд Дона и устало улыбается ему. Встаёт и говорит: «Поставлю чайник», — и, проходя мимо Дона, не глядя, машинально проводит ласковыми пальцами по его волосам. Почему-то у Дона щемит в груди. Он поднимается и идёт вслед за Дэвидом, осторожно берёт его за руку. Не решается сразу обнять: кто знает, может быть, Позу не до того… Но тот охотно тянет его к себе, обхватывает руками, благодарно прячет лицо на его плече. Позволяет гладить себя и баюкать, пока наконец не вздыхает и не поднимает голову, улыбаясь уже чуть бодрее. Дон улыбается в ответ: «Давай вместе поставим». Вопросы с очевидными ответами пускай подождут.
***