Непотопляемая Грета Джеймс

Ее желудок словно завязан узлом, и этот узел становится туже. Она не знала, что он заметил это. Не думала, что он обращает внимание на ее передвижения.

– Я знаю, в последние несколько месяцев ты отменила свои концерты, – продолжает он, перекрикивая сильный ветер, – и отложила гастроли.

Грета с трудом сглатывает:

– И что из этого?

– Да то, – говорит он с приводящим ее в ярость спокойствием, – что если музыка – работа твоей мечты, а ты не выполняешь ее, то чем ты вообще занимаешься?

– Это не… – начинает она, а потом понимает, что не знает, как закончить фразу. – Это… временно. В воскресенье я буду играть на Губернаторском балу. – И, прежде чем он успевает спросить, а что это такое, добавляет: – Это фестиваль. В Нью-Йорке. Очень большой.

Он изучающе смотрит на нее.

– А что будет, – наконец спрашивает он, – если это у тебя тоже получится плохо?

Это ужасно – думать о последнем ее концерте. И в миллион раз хуже слышать об этом от папы. Она предполагала, что он в курсе того, что произошло. Трудно было не знать об этом. Но до настоящего времени понятия не имела, что он видел тот самый сюжет. А теперь она знает об этом.

– Последний концерт не задался потому, – тщательно подбирая слова, выговаривает она, – что состоялся всего через неделю после маминой смерти. И потому, что ее там не было, и это совершенно убивало меня. И потому, что я написала ту песню для нее, но поняла вдруг, что она никогда не услышит ее. – Грета трясет головой, стараясь приглушить свое горе. – Я знаю, ты не понял этого. Да и как ты мог что-то понять, если не был ни на одном моем концерте?

Он выглядит обиженным:

– Это неправда. Я приходил на…

– …презентацию альбома? Ага. Но только потому, что мама настояла на этом.

– Мы с тобой прекрасно знаем, это не мое, – пожимает плечами он.

– А ты считаешь, это мамино? Она приходила на мои выступления, чтобы поддержать меня. А не потому, что была латентной поклонницей инди.

Его лицо немного смягчается:

– Да, но она любила это дело.

– Она любила меня, – перекрикивает ветер Грета. – Как ты этого не понимаешь?

– Я понимаю, – он, к ее удивлению, произносит это покаянным тоном, – и потому пошел на презентацию.

– Мне трудно поверить в это. Ты провел весь вечер в баре и, казалось, хотел как можно скорее очутиться где-то еще.

Он смотрит на нее ничего не выражающим взглядом:

– Ты винишь меня в этом?

Грета открывает рот, чтобы ответить, но тут же закрывает его. Воздух вокруг словно наэлектризован. Ей хочется сделать вид, что она не понимает, что он имеет в виду, но знает, что это несправедливо, что этот разговор неизбежен. И все же она не чувствует себя готовой к нему.

Она вспоминает, как впервые сыграла «Я же говорила» для своей мамы, то, как напряглись ее губы, когда она слушала музыку, издаваемую телефоном Греты. Первые ноты были резкими и мощными, и первые строчки тоже: «Слушайте, все ненавистники / те, кто не верил в меня». Когда дело дошло до припева, Грета почувствовала, что руки у нее стали влажными, и она не могла заставить себя посмотреть на маму. Но это не имело никакого значения. Хелен не отрывала глаз от телефона и хмурилась, слушая эту песню, жесткую, вибрирующую и преисполненную гнева. Грета с помощью музыки показывала средний палец своим недоброжелателям.

Когда песня подошла к концу, наступившая тишина показалась ей оглушительной. Грета уже подбирала аргументы в свою защиту, она готовилась к этому с тех самых пор, как первые несколько строчек песни пришли ей в голову во время поездки в Лондон, когда она сидела в кафе и наблюдала за тем, как некий мужчина терпеливо учит свою дочь рисовать гусеницу на обратной стороне детского меню, и думала: «Вот как должно быть». И эти слова вертелись у нее в голове до тех пор, пока не получилась песня. Та, которую она имела полное право сыграть и спеть. Та, которую она заслужила.

Но когда Хелен наконец обратила на нее полный разочарования взгляд, вся уверенность Греты испарилась, ей стало жарко, лицо покалывало.

– Я никогда не буду указывать, что тебе надлежит чувствовать, – медленно сказала ее мама, четко выговаривая каждое слово, – и, конечно же, никогда не буду ничего советовать, если дело касается твоей музыки.

Грета вонзила ногти в ладонь в ожидании следующих маминых слов, понимая, что она непременно произнесет их, раз уж затронула эту тему.

– Но вот что я тебе скажу: ему будет больно. И, прежде чем ты продолжишь идти этой дорогой, я хочу удостовериться, что ты знаешь это.

Грета кивнула, стараясь не встречаться с мамой взглядом.