«Непредсказуемый» Бродский (из цикла «Laterna Magica»)

Они (новеллы. – А. П.) представляли собой нечто среднее между плутовским и детективным романами, и, по крайней мере, в одной из них, которую я называю “Провинциальными развлечениями”, действие происходило в Венеции зимой, в атмосфере сумерек и опасности. Топография усугублялась наличием зеркал. Основные события происходили по другую сторону амальгамы, в каких-то заброшенных палаццо. Как и многие книги двадцатых годов, это был довольно короткий рассказ – около двух сотен страниц, не более, и его темп был энергичным. Тема была банальной: любовь и предательство. Главное: история была помещена в короткие главы, в одну или полторы страницы. Вместе с темпом вас охватывало ощущение сырых, холодных, узких улиц, через которые пробираешься в вечернее время с растущим чувством опасности при поворотах налево и направо. Для человека, рожденного в моем городе, чувства, навеянные этими страницами, были легко узнаваемы, как расширение Петербурга в лучшую историю, не говоря уже о широте. Однако то, что было наиболее важным для меня на той восприимчивой стадии, на которой я читал эту новеллу, было то, что у нее я получил самый важный урок композиции».[310]

Какую же новеллу де Ренье мог он иметь в виду? Число новелл, переведенных на русский язык Кузминым, можно сосчитать на пальцах одной руки. Но и расширив этот список, т. е. включив в него переводы всех новелл де Ренье, действие которых проходило бы в Венеции, я не нашла ничего, что отдаленно напоминало бы сюжет, описанный Бродским. Однако…

Однако память все же не подвела Бродского. Заголовок «Провинциальное развлечение» (“Divertissement Provincial”), вскользь им упомянутый, действительно принадлежал перу Анри де Ренье. Правда, эту новеллу никак нельзя было отнести к жанру ни плутовского, ни детективного романа. Там не было ни Венеции, ни зеркал, ни даже любовной интриги. Тогда как же объяснить эту амнезию по части жанра и сюжета? Неужели название запоминается легче? Ведь, сославшись на имя де Ренье в эссе «Набережная неисцелимых», Бродский делает признание о том, что «уроки композиции» были им получены у де Ренье. Но неужели де Ренье научил его сочинять плутовские или детективные романы?

И тут уместно вспомнить об одном совпадении. Речь перед выпускниками Дартмута сочинялась тогда же, когда создавался мемуарный том «Набережная неисцелимых». И только осознав это совпадение, я смогла наконец набрести на след. Анри де Ренье, то ли прочитанный заново, а возможно, и впервые, подсказал Бродскому общую канву его будущей речи. Ведь скука как раз и является ведущим мотивом «Провинциального развлечения».

«Я знаю, что такое скука. Я окружен зыбкою и текучею средою <…>, создающей иллюзию выхода, который никуда, однако, не приводит. Внутри этой среды есть воздух. Вы думаете, что дышите им? На самом же деле он вбирает вас в себя. Он проникает в вас своими тончайшими частицами и незаметно окружает ими. Цвет его вы не можете определить, но он покрывает все предметы каким-то липким лаком. У него есть также запах. Запах этот пропитывает вашу одежду, ваше тело, ваше дыхание. Он обладает способностью навевать сон, так что вы даже не чувствуете себя несчастным. Вы не страдаете – вы скучаете. Это неопределимое состояние. Вы в плену у самого себя, и вы не ищете освободиться от этого плена! У вас нет для этого ни силы, ни мужества, пожалуй, нет даже желания. Скука довлеет себе. Раз вы вошли в ее зыбкое царство, вы уже не можете больше вырваться из него, хотя бы вас призывали самые лучшие ваши воспоминания, самые могущественные силы, самые ненасытные потребности. Скука есть скука»[311], – читал Бродский у де Ренье.

Конечно, детали могли до известной степени оказаться востребованными конкретной ситуацией. «Значительная часть того, что вам предстоит, будет востребована скукой». А между тем курса скуки до сих пор «не предложили ни точные, ни гуманитарные науки…» Я говорю «востребована до известной степени», ибо мысли Анри де Ренье доносились до аудитории лишь обрывками. Какие-то наблюдения застревали в сознании (или подсознании) оратора Бродского. «Я хорошо знал, что скука будет тою ценою, которою я куплю свободно избранную мною праздность, добровольную бесполезность, но я не знал, что такое скука! Я думал, что буду иметь в лице ее противника, от которого можно обороняться. Я не знал, что от ее неощутимого и клейкого просачивания нет ни защиты, ни лекарства», – внимали речи Бродского воспитанники Дартмутского колледжа.