Непрекрасная Элена

— Ценность жизни ничем не вымеряется. Одна жизнь потеряна или десять — нельзя сравнивать. Закон степи, — раздумчиво выговорил атаман. — Я выбрал твою жизнь, чтобы беречь. Что за обман затеяли те, кто послал тебя? Хочу успеть разобраться: что за пожар в тебе? Я постараюсь оставить записи. Так мы решим часть дела, а другие подхватят и завершат его. Лучше решить часть, чем целиком свалить беду на чьи-то плечи, без разбору, чьи они и сдержат ли тяжесть. Из всех нас настоящую глупость творит лишь Эт. Он в ответе за всю степь, не за нас одних… Но как могу помешать? Я рад, он еще способен на человечьи глупости. Все, я выговорился, собираемся в путь. Нам туда, к переправе и дальше. Прямо и прямо. До самых скал.

— Почему ты выбрал такое место?

— Ты уже поняла. Скалы приметные. Если я оставлю записи, там их найдут. Зачем спросила? Не молчится?

— Ага…

Сим проверил подпруги и помог девочке занять седло. Поехали небыстро. Атаман достал свирель и заиграл. Звук бежал низовой позёмкой, порывами трогал ковыль… и тонкие стебли вздрагивали, шуршали в такт.

День тянулся и тянулся. Ночь за ним пришла тёмная, пришибленная тучами. Арине снова приснилось страшное, опять она не отдохнула и сна не одолела.

К полудню нового дня вдали показались скалы. Остаток светлого времени позволил рассмотреть их в мелочах — ближе и ближе. Наконец, уже под копытами скакунов…

К вечеру Сим отпустил Ярана и второго скакуна. Не то чтобы они стали бесполезны на узкой тропе, просто не хотелось погубить и их.

В душе нарывом копилась гниль предчувствия. Эт от подножья скал шел замыкающим, не пропадал и даже не отлучался. Часто глядел вдаль, щурился… Глаза его отливали закатной алостью. Сим ощущал в себе нарастание особенного, темного звериного настроя. Он знал это состояние и понимал: надо противиться. Да, для боя оно наилучшее. Но боем здесь и сейчас ничего не решить. Бой в том, зверином бешенстве — и есть, наверное, исполнение замысла темных ведьм, которые отправили атаману клинок и Арину.

— Никак не пойму, ты не умеешь говорить или не желаешь, Дэни? — посетовал Сим, дождался друга, хлопнул по плечу. И продолжил думать вслух. — Если порассуждать: а сколько слов знал мой друг Дэни в его пять лет? Сколько он забыл, пока жил в пещере… Ты даже урожденное имя считаешь теперь чужим. В новой жизни ты усвоил лишь общее для детей дикого поля прозвище — Эт. На него отзываешься. А твоя присказка «на охоту»… я часто говорил так, особенно в первый год, как ты вернулся. Запомнилось, да?

Эт отчетливым жестом указал назад и вниз. Атаман обернулся и долго, внимательно всматривался в густые тени, залегшие на пологом подъеме к скалам.

Тропа взбиралась на возвышенность с востока и была вся видна отсюда. Сим скрипнул зубами и осторожно выдохнул, чтобы не высказаться, не вспугнуть уставшую до предела Арину. Степь в ночной тени… текла. Невнятное, сплошное движение казалось подобным стремнине на реке. И атаман знал, кто движется там, в тени: валги. Пожалуй — вся стая, целиком. Небывалое дело!

— Вот бы успеть понять, почему они всколыхнулись? — пробормотал атаман. Снова попытался заглянуть в лицо Эту. — Что думаешь, пойдем выше?

Эт подтолкнул в спину, снова встал замыкающим. Атаман зашагал, усмехаясь: он спешит забраться выше, где ещё жив свет. Словно удерживает надежду, словно всё ещё не сдался. А валги в густых сумерках у подножья скал — они уже приняли решение, темное, как ночь. Совсем нельзя понять: в чем причина их поведения? Не поняв, никак с ними не объясниться…

Люди и валги вовсе не умеют говорить на одном наречии. Но это пустяк: Эт тоже не говорит, но с ним удается объясняться. Хуже иное. Люди не умеют держать слово, данное однажды. Тем более очень давнее слово. А валги ничего не забывают, совершенно ничего! Старик однажды сказал: «На теле стаи раны зарастают, но в душе — никогда».

За всю историю степи, памятную людям, был всего один успешный разговор, в нём голосом людей был старший из отчих атаманов степи, а голосом валгов — дряхлая, сплошь седая валга-цай, наделенная высшей властью в стае. Она явилась в сопровождении трех более молодых валг-эри разных стай степи. Атаман и валги долго сидели напротив друг друга, пробовали общаться… и молча разошлись.

Так люди взяли на себя обязательство не вмешиваться в дела великих стай, а стаи ответно решили не замечать людей, не чинить им вреда. Даже случайные раны людей и валгов — охотников, не поделивших угодья или добычу — более не приводили к мести.

С того дня минуло более двухсот лет! Ни о чем новом не получилось договориться. Хотя Старик трижды пробовал. И жаловался: он для такого дела слишком долго жил в мире людей…

— А я слишком устал, да и кровь у меня… зверья, в ней больше ярости, чем терпения, — буркнул Сим едва слышно.

Нахмурился, встряхнулся и упрямо подумал: но всё же, если найти узкое место, если попробовать ещё раз, пока жив и дышишь?