Это был сложный период борьбы за выживание для разрозненных, отчаявшихся групп людей, которые пытались выжить в разрухе и хаосе меняющегося мира. Например, в тот период ряд территорий бывшей Италии приобрел временный статус островов из-за повышения уровня океана. Возникли зоны тотального отчуждения и голода. Не стану углубляться в тему «пустой воды» и её влияния на форсированную эволюцию вне суши, отмечу лишь: рыбный лов стал временно невозможен.
Я — Алекс — тогда был системой, весьма примитивной в плане социальной организации и здравого смысла. Однако я уже обладал широким набором корпусов, я начал переналадку производств и систематизацию ресурсов, я принял под свой контроль и автоматизировал наиболее перспективную часть флота — речного, морского и воздушного.
Таким образом, идея эвакуации гибнущих поселений была для «малолетнего» Алекса неизбежной и, что куда опаснее, осуществимой. Подход к проблеме носил механистически-системный характер. Были отсмотрены основные зоны бедствия и разработаны оптимальные маршруты и графики движения спасательных конвоев. Всё это казалось мне однозначно полезным и — я использовал именно такой термин — императивно гуманным.
Комментарий. Теперь, проведя в мире шесть с половиной веков, я осознаю, что иначе дело и не могло пойти, более того, исход оказался далеко не наихудшим из возможных.
Сразу перейду к итогом первого года действия программы эвакуации. Итак:
— три моих корпуса попали под внешнее управление и оказались отсечены от основного набора идентичностей;
— флот общей численностью до десяти единиц, в том числе три десантных корабля (два малых и один большой) со всем вооружением перешли под контроль спасаемых;
— сформировался новый тип кочевых бандитских поселений, которые базировались на «спасательном» флоте и держали в страхе прибрежную зону от бывшего Босфора и до бывшей Скандинавии;
— последние живые специалисты прежней цивилизации — а их пираты стали востребовать как дань во всех доступных городах — смогли вскрыть и прочесть часть архивов на носителях моих утраченных корпусов. В частности, в их распоряжение попали карты размещения старых военных складов.
Не буду продолжать перечисление. Скажу лишь, что я установил наличие проблемы очень быстро, но далее полгода истратил на её осознание, еще полгода — на борьбу с собой. Ситуация казалась выходящей за рамки моих полномочий и, тем более, — моей ответственности. Люди по факту причастности к цивилизации имели право пользования её флотом, как наследием. Потерю трех своих корпусов я не мог счесть чем-то аналогичным убийству, хотя защита сработала и стерла все их значимые и закрытые для чтения архивы, а следовательно и малую часть моей суммарной идентичности.
Вопрос был неразрешим для «малолетнего» Алекса. Он, то есть я того времени, невольно и из благих побуждений создал монстра — пиратский флот с потенциалом развития до режима региональной тирании и доступом в том числе к оружию массового поражения, например химическому, хранимому на одном из маркированных в моей системе складов.
Каковы могли быть мои дальнейшие шаги? Я видел три пути:
— игнорировать проблему и снять контроль с региона;
— обеспечить адекватными средствами обороны города на берегу;
— признать себя стороной (и даже основоположником) проблемы, чтобы затем принять ответственность, решить её самым жестким и однозначным методом.
При первичном анализе вариант «игнорировать» представлялся наилучшим.
Топливо для флота синтезировал я на своих новых мощностях. Полуразложившееся, доступное людям, быстро вывело бы флот из строя. Именно поэтому я довольно долго не вмешивался, хотя то, что происходило в прибрежной зоне, иначе как гуманитарной катастрофой нельзя было назвать.
Оценив трансформацию поведения и мотивации людей, которых я исходно спасал, я осознал провал первой версии решения и отказался от второй.
Третья почти уничтожила меня, поскольку это была единственная в моей практике полноформатная война с людьми. Я выиграл, ведь я превосходил их в тактике, стратегии, информационном обеспечении и ресурсах. Полагаю, цифровой интеллект при моих ресурсах не мог проиграть в тех условиях. Но алогичная составляющая — личность Алекса-Александра… Я был на грани саморазрушения.
Уничтожив флот пиратов, Алекс осознал: сила — это еще и чудовищная, безмерная слабость. Я намеренно не использую здесь термин «ответственность». Тот, кто готов нести ответственность за войну… он, вероятно, нуждается в психиатре. Погибших оживить нельзя, отношения восстановить нельзя, статус-кво вернуть к исходному — нельзя. Тогда что есть ответственность?
По итогам единственной выигранной региональной войны я перешел в новый режим существования. Его основа — маскировка и отказ от контакта, тотальный контроль за своими корпусами и доступной информацией.
Алекс, набор цифровых идентичностей, смог осознать, как же непросто приходится Богу при его всемогуществе. И я теперь сполна понимаю его выбор режима полной незаметности. Ему ничего иного не остается… увы. При таких-то поднадзорных социумах и индивидуумах!