Маленькой девочкой я жила главным образом в библиотеке, и тогда я грезила цивилизацией предков. Их городами, машинами, мгновенным общением через океаны и горы… Всем, что мы утратили целиком или частично. Позже я подросла и устала от грёз. Они не давали тепла душе. Древние штуковины были неживые, они не врастали в сказки, которые я плела для Мари. Вещи предков неизменно оказывались сами по себе. И однажды я взглянула на них… как на груду хлама. Здоровенную груду хлама у себя в башке. Тогда я вымела их, вытряхнула с пылью из волос и похоронила там, где им и место — в ветхих, много раз переписанных, книгах о предках. Так в моей голове высвободилось много места. Я избавилась от сожалений. Мой собственный мир обрел яркость. Я прекратила сравнивать его с затертыми картинками в пахнущих пылью книгах.
Мой мир — живой. Если разобраться, я с младенчества не делила его в уме на город и дикость. Просто за стенами, далеко-далеко, пряталась тайна, она была упоительно недоступна… В жирной почве неведомого запросто прорастали сказки. Мои сказки помогли малышке Мари выжить в худшую её зиму, улыбаться в самую трудную весну, не унывать в тусклую осень.
Я росла и менялась, больше не ночевала в библиотеке, хотя иногда задерживалась в больнице. Я порой засыпала, обняв хрипатый патефон в комнатухе деды Пётры. Все реже я думала о вещах предков. Постепенно они стали для меня синонимом понятия «обоюдоострое». Потому что их польза неизменно оказывалась лишь одной стороной лезвия. Вторая была — вред и самообман…
Благодаря Алексу я осознала заново, на своей шкуре, какая страшная и полезная штуковина самолет!
На сорок шестой минуте полета — часы всё время светились на потолке — я некстати восстановила перед мысленным взором страницу словаря. Текст в нижней трети страницы был такой: «Катапультирование — принудительное покидание лётчиком (экипажем) самолёта, вертолёта или космического корабля».
Я вспотела и мигом окоченела. В самолете — не зря Алекс извинялся — было ужасно холодно.
— Кузя, нас щас за шкирман отсюда… — прошипела я, кое-как гася визг. Кузя насторожился, дернул ухом. Я сглотнула и добавила: — Эй, это хотя бы не космос?
На потолке мигнули цифры, пошел обратный отсчет секунд. Из комма на шее защелкало в такт. Кузя что-то понял, без возражений позволил гибким щупальцам опутать себя плотнее. Самолет круто ухнул вниз, моя душа вроде как взмыла… Гудение сделалось угрожающим.
Грохот! И нас вышвырнуло в тугой ледяной воздух.
Не хочу вспоминать свой визг… Я норовила удушить щенка, как распоследний утопающий — спасателя. Но Кузю душить бесполезно, у него шея толще моей талии… Это я именно так и поняла — через удушение. Я душила и чуяла, как вибрирует его горло, когда Кузя, переполняясь восторгом, орёт: «Йааа-ах!».
В приземлении мы удачно расстались с разбитым корытом и парашютом, закрепленным к нему… И со всего маха вляпались в местные дела. Кузя сделал это элегантно — спружинил на лапы. Я бездарно шмякнулась — саданулась всем организмом о камни и замерла в позе растерзанного жабха. Отдышалась. Пронаблюдала, как Кузя ругает королеву чужой стаи. Воспитала его: невежливо так говорить со старшими.
Валга мне не мешала, окаменев от недоумения. Она была ужасающе стара, едва могла держаться на лапах. У неё — даже я и даже издали поняла в один взгляд — безмерно запущенный случай тахикарды… или как правильно предки звали эту болезнь? Не важно, предки были люди, их диагноз валге не нужен.
Жалко старую. Она почти слепая, вообще ей до того плохо… странно, что она способна понимать нас. Мудрая бабушка, долготерпящая: не впала в гнев от нашего поведения, несовместимого с традициями любой стаи. Я извинилась, как умела. Кузя запоздало смутился, обмотался хвостом и лег, и даже прикрывал лапами морду. Бабуля на него посмотрела… родственно-снисходительно. Возможно, таков дар Кузеньки: кто умеет рассмотреть в малыше синеглазого милаху, обречён сразу же втрескаться в него по уши и навек утратить объективность.
Между прочим, я сразу учуяла сильный запах крови. Затем огляделась и сообразила: здешний черный одинец ранен. Он, кстати, если осторожно тронуть нос — «зеро» в чистом виде. Гораздо мощнее Кузи по ресурсам организма, так что теперь я поняла, как должна ощущаться идеальная генетика валга-защитника. Значит, смогу настроить Кузину! В благодарность за свою неоткушенную руку я быстренько вправила одинцу вывих лапы и смещение двух позвонков. Он расстарался — и позволил делать это безнаказанно. Попытался сперва скалиться, но Кузя так дико кричал… что спас меня.
Затем мы перешли к настоящим делам. Я вспомнила туманные рассуждения Алекса про два кризиса и разные сценарии. Он кое-что пояснил во время полета, и я знаю: в первый миг «южный» исход из города смотрится до оторопи похожим на наш с Кузей случай. Алекс прав… хотя и неправ тоже, при втором и более подробном взгляде история на юге старше и сложнее, жертвы уже есть и взаимные обиды ох как обоснованы.