Непрекрасная Элена

Скал не видно. В их существование приходится слепо верить. Как и в то, что путь избран без ошибки. Сим — верит. Он ходил здесь год за годом и знает тропу наизусть всеми чувствами людей, а вдобавок особенным опытом, перенятым у Эта. Именно теперь, в кошмаре черно-пестрого ветра, Сим смог воспринять сокровенное знание — подарок друга. И благодарность согрела душу…

Скалы возникли внезапно. Ветер ослабел сразу, как обрезанный. Скакуны качнулись, выпали из шквала в тень скал, в затишье. Оба всхрапнули, рванулись вперед. Сим свалился из седла и рассмеялся. В затылок рычащим басом захохотал валг.

За могучим заслоном скал надежда сразу окрепла. Сим перекатился на спину и позволил себе лежать, раскинув руки. Долго лежать и бездельничать. Наконец, он сел. Тело болело, но слушалось. Уши сквозь вой и рев ветра были способны разобрать близкие малые звуки. Арина рыдала и проклинала себя, атамана, «лохматых выродков», степь, ведьм, дар светлый и темный, слабость тела… Стучала зубами, икала, захлебывалась, кашляла — и снова кричала.

Сим добыл флягу, заставил девочку пить. Умыл, убаюкал, придерживая под затылок.

— Нечестно, — вдруг пожаловалась Арина тихо и серьезно. — Я делаю, что могу. Даже больше. А оно… оно жуткое. Огромное! Ему всё равно, сильно ли я стараюсь. Оно сомнет, раздавит и не заметит. Несправедливо! Тогда зачем я… для кого? Ради чего вообще, а?

— Поздравляю, ты узнала главный закон мира, — рявкнул атаман, перекрывая ветер. — Несправедливость! Ты человек, ты от рождения топчешь траву, ломаешь ветки и убиваешь зверье. Для тебя это способ выжить. А для травы, веток и зверья? Смерть! Старик однажды сказал: справедливость — лунная дорожка, она всегда ведет к ногам человека… слепит ложным светом. От такой справедливости за спиной растёт черная тень из жадности, мстительности и обиды на весь мир.

Арина села, молча приняла помощь рук атамана. В два резких движения размазала слезы. Уставилась на атамана, вряд ли видя его, но упрямо моргая опухшими веками. Она расслышала каждое слово, вопреки грохоту ветра. И не удивилась — слишком устала, чтобы заметить странность. Зато Сим понял: дар маленькой ведьмы наконец-то начинает пробуждаться.

— Как так? Ты атаман, а я вот ведьма… однажды стану. — Слова, сказанные Ариной, тоже обрели силу и легко добирались до сознания вопреки шуму. — Зачем оно нам? Жилы рвать, и всю дорогу из последних сил… и умереть зазря?

— Ты смотришь в тень. В тени всё… зазря, — покачал головой атаман. Теперь он не старался перекричать ветер. — Мир и люди должны тебе, они не ценят этого и они… подлые. Скучная, мелкая жизнь. Мне такая жизнь неинтересна. Вот почему я решил, что мне никто не должен. Я сам делаю выбор и отвечаю за него жизнью. Своей, это легкая цена. Твоей — труднее. Совсем сложно, когда жизнями многих, стоящих у меня за спиной. Но я выбираю сам, тут и тут, — атаман стукнул указательным пальцем по груди над сердцем и лбу у переносицы. Подмигнул Арине. — Разве в городе ведьм не говорили, что отчие атаманы, все как один, безумцы? Мы живем на краю! Зачем нам думать про зависть людей, их осуждение или благодарность? Они — лишь слабые люди у нас за спиной. Мы не оглядываемся, не ждем их мнения. Могут подать руку. Могут спихнуть со скалы. То и другое не изменит мой выбор.

— Но… в чем смысл? — нахмурилась Арина.

— Смысл в самой жизни и смерти на краю, — атаман вцепился в скулу пальцами, напрягся, рванул вверх усталое тело. Встал, огляделся. — Вестник попритих. Значит, скоро начнется худшее. Мы едва успели, вне укрытия теперь не выжить. Скоро иной ветер явится молотить степь злыми шквалами, сперва редко, затем чаще и жутче. Мне назвать имя? Или сама выговоришь?

— Энлиль, — Арина закрыла лицо ладонями и прошептала имя, как приговор. Резко вскинулась. — Брат, ты шел сюда умирать или ты правда… ну, вот правда думаешь, что с таким ужасом можно спорить?

— Энлиль… Да, я слышал и это имя, приморское. Здесь, в срединной степи, его зовут Смертень. В пустыне, — атаман глянул на юг, — он зовется Тифон, ненасытный пожиратель жизней. Много имен. Пожалуй, их придумали еще предки. Он древний… он был всегда, но вроде бы предки слышали его голос в великих штормах на море. Сестра, я спорю не потому, что могу осилить. Выживу или умру, не важно. Не умею сдаться без боя. Нас таких, неумных, во всей степи, как ты знаешь, семеро. И вот он еще, валг. Он такой же упрямый. — Атаман обернулся и подмигнул: — Ты тоже… присоединяйся.

Арина испуганно замотала головой и сжалась, обхватила руками колени. Она не отказывалась, просто не желала понимать и принимать того, что услышала. Она хотела жить, хотела чудесным образом попасть в тепло и сытость, в простой мир, где справедливость светит чистым серебром лунной дорожки только ей, именно ей… всегда.