— Кто не умеет бороться, будет спать, — вздохнул Сим. Он уже расседлал скакунов и теперь, стоя на коленях, перебирал содержимое вьюков. — Сейчас смешаю травы. Скакуны иначе не вынесут ужаса, умчатся и сгинут. А мы… Валгу не дам сонное, разумные после него едва пробуждаются, я не смогу запустить его сердце. Но твое запущу. Готово, — атаман подбросил на ладони плюху снадобья. — Я ведь спрашивал: жалеть тебя или нет?
— Ты… так нель-нельзя, — Арина шмыгнула носом. Слезы текли обильно, быстро. Икота пока была редкая, но не унималась. — Неч… Нечестно!
— Если я выдержу, разбужу. Но, если я свихнусь, — атаман направился к ближнему скакуну, — будет совсем нечестно, да. Умрешь во сне.
Кажется, Арина только теперь, провожая взглядом брата, заметила невероятное зрелище. Даже икать перестала. Валг, оказывается, давно вываживал скакунов! Для такого дела он обмотал хвостом скрученные поводья. Он взял на себя часть дел спутника-человека, чтобы помочь ему!
Сим ловко вывернул верхнюю губу скакуна Арины, засунул ему за щеку порцию сонного снадобья. С ладони скормил вторую Ярану — тот взял охотно, поскольку безоговорочно верил в седока. Пока скакуны жевали, Сим продолжал их вываживать и присматривал удобное место под самой скалой. Уложил обоих, укутал попонами. Дождался, пока перестанут дергаться и пробовать подняться.
Закончив с делами, Сим обернулся и внимательно глянул на Арину. Сейчас — он не сомневался — тьма поднялась в её душе высоко. Настоящий паводок страха и обиды. Плыть или тонуть, ждать от мира справедливости к себе или принять мир неудобным, содержащим Смертень, валы гроз и тучи жора? Признать, что несправедливый мир более могуч, чем любой из людей, что даже брат-атаман не заслонит от бед… И найти в этом мире свое место, свой способ жить. Свой стержень.
Сим подбросил на ладони последнюю порцию сонного снадобья. Примерился и отделил комочек, как раз на двое суток сна для девочки лет двенадцати…
— Решила?
— Я ведь… ведьма, — жалобно выдавила Арина. — По живому… я. Вот. Ты без меня… не с-справишься. — Арина зажмурилась и закричала громко, протяжно, совсем не заикаясь: — Ты должен был так сказать! Чтобы мне проще. Чтобы не страшно. Знаешь, как страшно? Дурак каменный! У тебя даже голос не дрожит. Ты совсем дурак!
— Если тебе станет проще, я скажу, — атаман сел рядом и стал смотреть в степь, в непрестанно пляшущий смерч, созданный тенью огромной скалы. — Мне очень страшно. Но дурное приключалось на моей памяти много раз. Я привык. Все по-разному привыкают. Вот Ганс: он делается веселым. Старик же делается вредным. Как ненормальный, носится со своими шахматами и пилит всех упреками. А моя жена готовит лепешки. Изводит всю муку, что найдется поблизости. Месит и месит… Она слабенькая, весной её лихорадит. Но лучше не лезть ей под руку в такое время.
— А я? — осторожно спросила Арина.
— Не знаю пока. Тебе было страшно при мне всего-то раз, у стен города. Тогда ты молчала и сглатывала. Может, тебя просто тошнило от голода? Сейчас ты злишься и нажимаешь подушечками больших пальцев на суставы других пальцев, до щелчка. Либо привычка, либо так советует твой дар, который пробует проснуться. Ну, есть еще мысль… — атаман шире улыбнулся, — тебе просто хочется придушить одного дурака.
Арина опустила голову и долго наблюдала за своими пальцами. Они, похоже, и впрямь двигались без участия воли. Девочка смотрела, на её скулах натягивалась кожа: она сжимала зубы до судороги, до скрипа. Сглатывала, расслаблялась, хватала ртом воздух — и снова перемогала страх, который вроде ветра — налетает шквалами…
— Наверное, ты не спал всю дорогу, — вдруг сказала Арина внятно. — Я не помогала на привалах. Сил не вливала, не пыталась понять, жив ли мой дар. Я обуза. Ты предупреждал, помню. Но, даже будь я толковая ведьма, что с того? Энлиль… он убивает всех. Он сильнее богов. Он сумеет и их сожрать.
— Ну, в степи всё еще имеются выжившие, — рассмеялся атаман и сразу стал серьезен. — Я слышал от бабушки описание работы ведьм и сам видел, как они помогают. Ты ведьма, попробуй вот так сложить ладони и представить спокойное пламя, мягкое тепло… Затем мысленно защищай покой и тепло. Если справишься, выживут те, кто близко. По числу спасенных станет ясно, велика ли сила дара. Да уж, кочевье и Смертень… Представь на миг, что тут, под скалой, был бы весь мой род. Тогда я обязан был бы распределять места. Кого посадить ближе к ведьме, а кого дальше? Заранее, до смерти, отделять живых от обреченных. Ты не видела меня в таком окончательном страхе.
Атаман подбросил шарик снадобья и поймал в горсть. Бережно взял с ладони двумя пальцами и протянул Арине. Повел бровью — решай. Девочка проглотила слюну, губы напряглась, словно она собиралась их откусить… Арина резко ударила по руке атамана. Шарик улетел и покатился, затерялся в грязи.