Непрекрасная Элена

В прежней так называемой средней полосе выраженность континентального климата стала огромна. Зимние температуры достигали значений минус шестьдесят по Цельсию, а летние могли подниматься значительно выше ста в пригрунтовом слое воздуха над горными плато и пустынями. Южнее, в бывших субтропиках и тропиках, суточные перепады температур вдали от океанского берега исчислялись в сто пятьдесят градусов и более… Появились обширные территории, совершено не пригодные для выживания людей.

За период наблюдений погоды той, погибшей, цивилизацией ничего похожего современным реалиям никто из серьезных климатологов, насколько мне известно, не моделировал. Сила ветра, его особенности, в том числе мощнейший инфразвуковой компонент, градовая активность, энергия гроз, частота и мощность смерчей… Все это сделалось катастрофично. Мне даже пришлось вмешаться и проявить себя, чтобы рекомендовать климатически и ресурсно — по водоснабжению, например — безопасные участки для новых городов. В ряде случаев я помогал с возведением стен.

В первое столетие после кроп-инцидента я, вероятно в силу стереотипов моего альтер-эго Александра Майера, полагал наиболее жизнеспособной и прогрессивной именно форму выживания людей в режиме городских поселений. Мне казалось, что умеренная поддержка городов поможет сбережению культуры, знаний и самого генофонда человечества. Из-за указанных заблуждений, а точнее догматических шор, я мало внимания уделял мониторингу выживания вне городов.

Так или иначе, отчасти с моим участием — ведь места для постройки городов были оптимальны — после первого века балансирования на грани исчезновения цивилизация людей распалась на два независимых и фактически не взаимодействующих формата — «города» и «дикарей».

Когда я осознал ситуацию, стал уделять внимание обоим форматам. Тогда и обнаружил, что человечество перестало быть единообразно в плане базовых ценностей, генофонда и потенциала живучести.

Вне городов люди приняли чудовищный по силе удар стихии и смогли перестроиться, они вскрыли в себе резервы, зачастую малопонятные науке прежнего времени и моим приборам.

В городах люди пребывали в защищённой благоприятной среде и несли меньшие потери, их генофонд оставался статичным, их ценности, взгляды на мир и собственное место в нем наследовались от «предков».

Сейчас, после шести с половиной веков нового времени, я все меньше интересуюсь городами. Они, кажется, способны лишь повторить путь предков со всеми ошибками и ограничениями. Их базис все тот же: уникальность и богоизбранность «человека разумного». Эгоцентризм… Способ их выживания и развития мне тоже понятен: признание всего чуждого, потенциально опасного — подлежащим устранению. Их конечное желание — слияние малых городов в единый всепланетный супергород. Они называют мир вне городов «агрессивной и недружественной внешней средой, полем неукрощенной дикости».

Возможно, я, Алекс, будучи комплексом оцифрованных сознаний без плоти, подверженной неустранимому износу, всё же старею… душой? Если я таковой располагаю. Я более не вижу красоты в идеях борьбы с внешним врагом. Иногда мне представляется сам путь поиска врага, эксплуатации его образа для мобилизации сил внутри социума — неизбежно тупиковым.

Я все еще не готов обозначить свое присутствие в мире. Ни богом, ни дьяволом я не желаю стать, а ничего иного люди города из меня не «вылепят».

Я всего лишь система, базированная на логике и рационализме. Кажется, сам я не способен генерировать новые ценности. Я воистину — архивариус. Я наблюдаю и жду проявления и стабилизации такого набора ценностей, который в базисе будет… позитивен. Я готов ждать достойного наследника для планетарного архива сколь угодно долго, чтобы не навредить.

Элена. О смысле жизни

Давно пора ткнуть себя в нос и проверить: я все еще «зеро»? Если так, куда делись мои хваленые способности? Прежде я не истерила, не впадала в долгосрочное пасмурное настроение… И вот — как будто пришла преждевременная зима, меня аж знобит.

Все началось с похмелья трехдневной давности. Пока я была пьяна и заполнена медовухой по макушку, ничто не тревожило. Мы с Маем гуляли в тумане, перешагивали то к морю, то в горы, и расчудесный мир покачивался, и добрые звезды подмигивали…

Утром меня разбудили замерзшую, смурную, с больной головой. Мне велели спешить: чернолес уже собрал поход, одну меня ждут. Что ж, я хмуро вышла, молча взяла мешок из чьих-то рук. Не сказала спасибо, хотя для меня и вместо меня кто-то собрал вещи в дорогу. Затем я вцепилась в задний борт плетёного возка и побрела, глядя под ноги. Каждый корень готовил подножку. Солнышко слепило, ветки дергали за волосы, гнус жалил…

Мир ополчился против меня! Разве в иной день я додумалась бы до такой глупости? А тогда, три дня назад, справилась без усилий. Собственно, вот две причины моего настроения: поход двигался в сторону Пуша, а моего Мая не было рядом…