Щенок — бесхвостый! Страшно подумать, что для валга может означать потеря хвоста… Вряд ли увечье было случайным. Это важно, думай, Эля, думай! Ищи иные увечья. Вдруг их много и они вместе что-то тебе подскажут?
Мальчик шевельнулся, оперся на руки-прутики, медленно сел. Я зажмурилась. До чего жуткое и жалкое зрелище… недолго сойти с ума. Впрочем, того и ждут от меня, не сомневаюсь.
Мальчик приоткрыл рот.
— Оуу, — едва слышно простонал щенок.
Валг без хвоста еще жив! Он высказался вместо мальчика, не желаю угадывать, почему так. Но — увы — не сомневаюсь в своих догадках.
У валга нет хвоста, у человека — языка. Обоих изуродовали намеренно.
— Оуу, — повторил щенок.
Запах и звук. Два фактора. Если сработают вместе, если вдохну — не осилю, себя потеряю. Я и сейчас на грани.
Бью кулаком в пол! Слышу, как хрустнуло что-то, или доски, или костяшки пальцев. Но боли нет. Луплю в пол снова, со всей силы. Боль обжигает рассудок, немного отрезвляет.
Как жалко малышей. Я вот-вот сорвусь, заплачу, сунусь обнять… Я ведь точно так с Кузей познакомилась, когда он позвал на помощь.
Щенок принюхался, заморгал гноящимися веками. Короткие ресницы слиплись, открыть глаза он не может. Но я увидела, как в щели мелькнули слепые бельма.
— Алекс! — шепнула я. — Что скажешь?
Я кивнула. Ослабить — уже хорошо. Пять минут — вообще прекрасно…
Пора мне использовать свой дар. Но — перчатки, вот же… Но можно иначе попробовать. Я нагнулась, осторожно дотронулась кончиком носа до щеки ребенка. Зажмурилась, ожидая вспышку боли и затем — понимание генома. И снова чуть не охнула. Малость щекотно… и только-то! Не вижу геном! Что за странность? Не вижу. Хотя — постепенно сознание мутнеет. Во тьме, гнилой и мертвой, подслеповато различаю какие-то обрывки, блики. Не читаю их, тем более не могу править! Первый раз со мной подобное. Не хватает… способностей? Нет, дело не в силе дара, не в опыте. Картинка будто бы рваная. Нет, она неполная!
Как и в прошлый раз, когда я изобрела идиотский план своего похищения, догадка вломилась в больную голову внезапно. И показалась чужой, но годной к прочтению. Я вроде как подслушала чужую догадку-озарение, «сырую мысль» — она еще не стала полноценной, не оделась в слова…
Я последовала подсказке, всё еще не зная, в яви делаю это или в мутном бреду: прижала ладонь мальчика к своей щеке и неловко, с третьей попытки, прислонила другую щеку к носу щенка.
По черепу шарахнуло! Кроп, до чего больно. Даже не понять, снаружи или изнутри мне взорвало, но я сипло, рефлекторно выдохнула! Подавилась, заткнула грубой кожей перчатки себе рот и нос, сберегла жалкие остатки воздуха… и рассудка.
Я еще не сделала полноценного вдоха. Еще могу мыслить. Я всё еще остаюсь собою, свободной Эленой. И, наконец-то, я прочла их обоих, мальчика и валга! Алекс помогает, я довольно спокойна. Все внимание трачу на главное. На картину, которая медленно всплывала из тьмы — объемная, головокружительно сложная и чуждая.
Пульс ускоряется, и я с этим согласна, хотя трачу последние секунды до неизбежного вдоха. Надо выйти в режим, когда я вижу мир в объеме.
Пульс — сотня. Задыхаюсь. Терплю. И — вижу!
Ничего подобного прежде не могла и вообразить… Картина для мальчика и щенка общая, она — цветущий шар, в котором нет разделения на корни и ветви. Шар совершенен, многослоен, ему тесно в трехмерности. Любой вьющийся побег может раскрыться бутоном или впиться в грунт и укорениться.
Хочу улыбаться. Слезы бегут по щекам… Сдвоенный организм мальчика и щенка не уродлив, хотя его уродовали многократно, намеренно. Живое безмерно могуче. Живое сложилось из обрывков и осколков, срослось в нечто новое… По-своему удивительное.