Непрекрасная Элена

— Вкусная? — заподозрил Ганс. Почесал в затылке. — А, новая добыча? Да, ты славный охотник. Ты — атаман. Буду и тебя звать Рубач. Как вырастешь вот такой, так сразу.

— Валги, — едва слышно просипела старуха и, выворачивая тощую шею, оглянулась на Сима. — Да таких дурных, как ты, мир не видывал! Мы что, будем жить? Мне эта глупая девка не соврала?

— Апа, если честно, я слишком устал, чтобы думать. Но мне кажется, вообще не надо ничего менять… быстро. Уйдите из скал, вот и всё. Кочуйте наособицу, вы вот займите место шатровой, а войлока и одеял вам выделят вдоволь. И скот на первое время. И малую охрану. Кочуйте, зовитесь шатровой ведьм. Мне одно важно: чтобы крепко стоял закон степи. Любой может уйти из кочевья, если захочет. Ему надо отдать по слову его теплую одежду, еду на десять дней и скакуна, если у него имелся.

— Но ты проявил себя и сказал: воевать ведьм, — тихо и грустно напомнила старуха. Её уже усадили в шатре, ей уже сунули в руки кружку с отваром трав, перемешанным с жиром и медом.

— Те, кто мне враг, ушли отсюда до боя. Имя им, если я верно понял, хужаби. В Самах подались? Я думаю, туда.

— В Самах, — не оспорила старуха. Дернулась, сникла и завыла тихо, жалобно: — Детки мои, детки… Все мои, все… Думала, вы меня схороните, а вот я хороню и хороню. Я проклята, я сама себя… себя и вас. Детки мои…

— Вот, опять её согнуло, — шепотом ужаснулась Айслу. — До утра будет плакать. Самое малое — до утра.

— Ганс, бери за шкирку эту ведьму и пусть она отвечает за всё, — Сим кое-как разлепил веки и ткнул пальцем в плечо Айслу. — Выводи детей. Там кто голодный, а кто покусанный. Ты уже видел, каковы здешние крысы.

— Спи. Управлюсь, — отозвался Ганс.

Сим повозился, решая, какой бок меньше болит. Скорчился на левом, поводил рукой, разыскивая шкуру или одеяло. Натянул на голову — и, едва стало темно, сразу заснул. Вроде бы кто-то протирал ему руки, мазал ссадины. Укутывал ноги теплым… Но это ничуть не мешало спать. Сейчас и Смертень бы не пробился сквозь усталость.

В это утро атаману приснилось необычное, яркое: во сне Сим был здесь же, у пещер. И рассвет расцветал, и дышалось легко. Сим стоял по пояс в траве.

Ветер уносил к морю пепел облаков, серо-розовый, как дым сгоревшей ночи. На холме поодаль сидела стройная женщина, вся белая, и Сим во сне точно знал что она — принцесса. Белая женщина-валга смотрела на горы и негромко напевала. Звук сплетался легкий и чуть щекочущий, как пуховая нить… Мир во сне был странный, слоеный. Туманно-полупрозрачный. И потому Сим знал: глубоко под горами, в вечной ночи, за другой кончик нити держалось чудище. Многоглазое, многолапое, оскаленное ядовитыми клыками и когтями. Чудище держалось за нить… И само не знало, что ему страшнее: заснуть и пропасть, подчинившись чужой воле — или бросить нить и больше никогда не услышать пуховый голос.

Во сне, выслушав пение и увидев его нить, Сим стал совершенно уверен: крысы не помешают вывести людей из пещер. Теперь — не помешают…

Сим завозился, не просыпаясь. Нащупал новенький амулет на цепочку и сунул под ухо. Шепнул едва слышно — «симбиоз», и сразу же близкий голос Алекса зашелестел в ухо. Сон мешал разбирать слова и смыслы, но атаман знал: позже будет день и будет время. Услышанное — вспомнится. А пока пусть оно приживается, заполняет сознание, смятое и частично опустошенное после ухода тьмы.

Дневник наблюдателя. «Зверья» кровь

Умение дифференцировать главное от второстепенного — одна из основ логического мышления. Этим качеством я обладаю изначально. Однако же обратная способность, присущая дуракам и гениям — это умение искать новое в привычном, то есть не выделять главное автоматически (аксиоматически). И это для меня — проблема. Каждый раз я вынужден искусственно имитировать «ложный выбор», просчитывать его… Тратить гигантские ресурсы на то, что для всякого дурака — элементарное, беззатратное занятие. Но таков уж я — цифровой человек.

Итак, вернусь к теме данной записи и обозначу её.

Анализ развития генома, поиск и градация сбоев, отклонений, вариантов.

Я располагаю широким набором теорий строения генома, в т. ч. апробированных и получивших практическое применение. Все они мною «взвешены» по мнениям и оценкам прошлой цивилизации, по научным публикациям и критике. Я давно сомневаюсь в корректности такого взвешивания, в том, что гранты и признание коррелируются с гениальностью или хотя бы талантом. Конечно, если это не талант к получению упомянутых грантов… Но все же выделю два базовых в моей нынешней оценке подхода: механистический и грамматический.

Механистический предлагает разобрать геном на фрагменты и дефинировать назначение каждого. Он видит эти фрагменты набором кубиков для свободной комбинации. В понимании механистики природный геном имеет много лишнего «шума», что позволяет, вернее позволяло, ученым прошлого изящно проходиться по поводу низкого уровня работы Бога — мол, не убрал за собой. Мусор из генома не вымел, спешил все сделать за семь дней…