Непрекрасная Элена

Сдернув заседельный торок, Сим расправил тонкий войлок скатки и набросил на спину Ярана. Увязал концы снятой уздой, отпустил скакуна пастись, напоследок прощупав ноги от пясти и ниже. Выпрямился, осмотрелся. Близ пересохшего болотца нашлась полянка, выстланная мелкой гусиной травой: ни пыли, ни ломкой сухости. Если снять дерн, если копать вглубь долго и бережно, можно найти под такой полянкой жилку родника. Потому в степи гусиные полянки называют «пульсовыми», под их травяной кожей бьется жизнь, ведь вода — она и есть жизнь… Пульсовые полянки считаются лучшим местом для трудного разговора. Они дают душе красных муравьев ощущение покоя.

— Вы везучие, — улыбнулся атаман. — Валги вас не порвали, хотя могли. Степь вас не высушила и грозой не прижала, хотя осень близко. И, опять же, вас угораздило встретить меня, одного. Не совсем случайно я здесь, но ведь и не намеренно!

Подхватив седло, Сим перенес его на край пульсовой. Бросил перед собой мешок с запасной рубахой и прочим имуществом, какое ближние собрали поутру. Сел на пятки и жестом указала место для собеседника: напротив или сбоку. Вынул из мешка сухое мясо и принялся строгать, выкладывать ломтиками в ровный ряд.

— Трудно говорить без натянутой меж нами ткани? — полюбопытствовал Сим, устав от молчания горожан, от их неумения сразу принять решение. — Начнем с того, что ветер в мою сторону, заразу вам не вдохнуть. Добавим вот что: я здоров, врач, он из города Пуш, смотрел и подтвердил. Дышите спокойно и не тяните воротники на нос. Это важно. Вы правы, я тот еще дикарь. Когда чую страх, делаюсь котом. Кто вспотел и дрожит, тот мне не собеседник, а мышь. Я принимаюсь играть… После бываю зол на себя, но после — это поздновато, да? Пока я не играю, я внимательно слушаю. Есть не заставляю, хотя шейная мышца буй-быка вкусна. — Сим не удержался и добавил, ведь двое горожан отступили на шаг и дрожали так крупно, что не играть на их страхе сделалось вовсе трудно: — Буй-быков я ценю как добычу в верховой охоте. Яран резвее любого из них. А мой нож как раз таков, чтобы при точном ударе войти меж ребер и дотянуться до сердца.

Пальцы погладила рукоять, сжались в боевой захват, быстро и точно показали тот самый удар. Любимый! Атаман едва удержался, чтобы не начать объяснять вслух, что охота загоном — не забава, а игра со смертью. В голодный год непросто настичь отощавшего, легкого буй-быка. Надо прыгнуть точно на загривок и удержаться, а после есть лишь миг, чтобы остановить сердце, иначе бык покатится кубарем, сомнет врага… Сим покаянно вздохнул и молча сменил хват на мирный, для нарезки мяса.

— Я тебе не мышь!

Старший из горожан крикнул и сделался ярко пятнист, Сим даже испугался за его рассудок. Губы белые, в двух местах прокушены… шагает, как слепой. Шатается, но упрямо приближается. Рухнул в гусиную траву, отшиб себе копчик. Больно — вон, слезы из глаз. Но снова ползет, упрямый! Сел по другую сторону от вьюка, совсем близко — на расстоянии вытянутой руки. Сел и дрожит. С третьей попытки только и смог цапнуть ломтик мяса… который сразу выпал. Был подобрал и снова упущен. — Я не мышь! А ты и вовсе непонятно, кто!

— Сим, — атаман вежливо поклонился. — Ты слышал мое имя тогда, у стен города.

— Калим, — сквозь зубы процедил горожанин. Со свистом выдохнул. — Кроп! Шея затекла. Вызови уже своих из засады. Мне кажется, вот-вот в спину ударят. Не могу так.

— Кто выдумал, что в степи все и всегда — толпами? Ближние нагонят меня позже. Такие, как я, редко… толпятся, — Сим искоса глянул на людей за спиной Калима. — Еще раз скажу. Я Сим, тот самый Сим, отчий атаман степи. И я давно учуял лаванду.

Трое горожан за спиной Калима остались безучастны к сказанному, зато четвертый дернулся и бросил тоскливый взгляд на дальние, густые заросли камыша…

— Ты шалва, — Сим указал на смуглого юношу с внешностью, весьма обычной для жителя Самаха. — Сперва я подозревал его и вот его. Но ты выдал себя. — Сим подался вперед и прорычал: — В глаза смотри! Ты шалва, ты знаешь закон. Вот мой клинок. Предки отковали его, когда были дикими, как я. Очень давно. Предки вложили в стальной стержень яростную человечью душу. Мурамаса имя ему, он жаден до крови. Он ищет в людях тьму, чтобы вскрыть её нарыв и через наказание освободить повинного. Нет в тебе вины, рука не потянется к рукояти. Но если есть…

Договаривать Сим не стал. Он держал взгляд шалвы, как натянутый аркан! Парень дышал хрипло, кусал губы, не мог даже пошевельнуться. Страх заменяет внушение. Это еще бабушка знала. Он, Сим, запомнил и научился использовать, пусть редко. Неприятно унижать людей, опасно целиком обнажать их слабость. Но сейчас — нужно.

Зашелестела древняя сталь, покинула черные ножны. Сизый узор лезвия под солнцем лоснился, как шкура змеи. Атаман медленно поднял клинок и установил между собой и шалвой, чтобы взгляд того переместился на оружие.

Сим помолчал, проследил, как шалва потеет, ведь он теперь не способен отвести взгляд от клинка. Клонится вперед, хрипит…

— Суди строго, но справедливо, древняя сталь, — напевно выговорил Сим.