Непрекрасная Элена

Смолкла и обмякла. Крик не создал даже малого эха, иссяк сразу. Над степью склубилась удушливая тишина, знакомая всем, кто хоть раз был рядом с ведьмой, когда она заглядывает в нижний слой мира Сим вспомнил: бабушка говорила, тот слой похож на болотную гниль и полон дурных событий, готовых сбыться. Смотреть — «утопать в черной гнили с головой» бабушка не советовала без крайней нужды, можно и не выплыть… Вдобавок не каждая ведьма умеет отличать миражи от настоящих угроз.

Атаман быстро забрал из послушной руки Калима крышку от фляги, наполнил и устроил в той же руке.

— Пей. Не вздумай верить в её крики. Она видит настоящее, её обещание — не подделка. Но тот слой мира сам по себе обман, он всегда тянет из человека жизнь. Надежда — основа роста крыльев. Отчаяние — камень на шее. Веря ей безоговорочно, ты вешаешь камень себе на шею.

— То есть ведьмы существуют, их сила настоящая. Прямо так, в один миг, они прорицают и убивают… — Калим выпил воду и передал крышку стражу, тот наполнил и выхлебал сам, и снова наполнил для следующего человека города. Калим, взял кружку у ближнего Сима и, кажется, не заметил, что принимает воду у дикаря. Или ему стало безразлично? — Ведьмы есть в степи. Хуже, в моем городе — тоже! Они вошли, мы сами впустили. И забыли о них. Они внушают ложь. Еще ты говорил о неживых, которые ходят. Это слишком для меня. И — жор… Что такое жор?

— Вы называете его, как предки привыкли, на тартаре как раз будет саранча. — буркнул Ганс. Он глядел то на Айслу, то вдаль, на горизонт юго-запада. — Глупое дело, жор надо раз встретить, чтоб понять: только жором он и может зваться! Считай, тебе повезло, скоро разглядишь подробно.

Ганс расхохотался, свистнул в два пальца и зарычал ближним, тем, кто первыми обернулся на свист. Встал и пошел, на ходу продолжил выкрикивать приказы и советы. Дел теперь много. Искать годные места, копать лёжки, пересчитывать шкуры варана и натирать ядовитым маслом шипастые гребни — если таких хватит хотя бы отметить первую линию защиты. А еще выяснять, как растянулся по степи поход, все ли знают о беде и, если знают, смогут ли найти хоть малое укрытие…

Атаман прикрыл глаза и некоторое время слушал бодрый, несуетливый гомон похода. Когда рядом Ганс, когда делом распоряжаются его ближние, любая беда воспринимается буднично. Придет и уйдет, постарается вырвать из людской массы жирный кус добычи с кровью — но это привычно. Так бывало, так будет еще много раз. А вот паника, страх и слабость — этого не случится здесь и сейчас. Хорошо.

Пальцы нащупали свирель. Сим погладил старое, заполированное дерево. Поднес свирель к губам и замер, задумался. Надо исполнить нужное в точности. Годна лишь одна мелодия, та самая. Если удачно отправить её в полет над степью, если не совершить ошибки в тоне, в ритме дыхания…

Три попытки вроде бы не удались, но четвёртая показалась Симу стоящей. Он довольно кивнул, убрал свирель и огляделся. Улыбнулся горожанам, ошарашенно наблюдающим за тем, чего они не видели ни разу. Да, в степи не проверяют выполнение приказов и не торопят. Зачем? В походе Ганса и Сима люди не суетятся, когда идет большая беда, все ближние — опытные люди. Каждый знает свою часть работы. И, чем полнее отдается делу, тем точнее его сознает, тем успешнее включается в незримую, но прочную общность. Ту общность, которая помогает красным муравьям выживать снова и снова, которая отличает их от иных… пород людей. Наверное, можно сказать — пород? Сим усмехнулся и отогнал мысль. Не важно. Не теперь.

— Сим, — впервые старший горожан произнес имя, обратился прямо и без надменности.

— Да. Появился дельный вопрос? Не для обмена? — прищурился атаман.

— Ты… кто? Ты управляешь всем этим, — Калим поднял руку и неловко покрутил кистью, обозначая происходящее вокруг. — Насколько оно велико… это?

— Сейчас не управляю. Только содействую. Ганс больше взял на себя, вот уж кто умеет стать осью дела. «Это»… как тебе сказать. В нашем малом походе тысяча шатров, примерно так. Ближе к горам еще поход, и еще. То же самое вглубь степи, к северу. Мы зовем малые походы пальцами, потому что они двигаются сами по себе, но вместе они — единая рука. Сейчас к Самаху сходится пять пальцев оттуда, — Сим махнул за реку, на запад, — и еще три оттуда, с севера вдоль Идели. О том, что нас накроет жор, теперь знают все. Каждый палец сам будет бороться, искать укрытие. А я ничего не намерен приказывать по поводу жора.

— Так ты в степи вроде… первого хранителя? Как мой отец в городе?

— Нет. Я хуже гнойной занозы. От меня головная боль и непокой. Меня вроде бы отторгают, но меня не могут не ощущать и не признавать. Боль важна, чтобы выжить. Как-то так. Я и есть боль.