Непримиримые 2

Неприязнь на лице девушки сходит на нет.

Еще несколько секунд странной борьбы, только теперь уже взглядами, и Селиверстов ставит Юлю на ноги. Еще миг — и прижимается губами к виску… Мягкая глина в руках мастера по лепке. Податливость и уверенная сила. Миниатюрность в объятиях великана…

Они красиво смотрятся!

Чуть не захлебываюсь болью.

АД… по венам кислота мчится, разъедая все на своем пути. Выжигает остатки холодности и показного равнодушия. В глазах тоже щиплет — видимо, смертоносная жижа и к ним добирается…

Мне больно. Так больно, словно в сердце с размаху нож всаживают, а для остроты ощущений еще и проворачивают на триста шестьдесят градусов. Никому не пожелаю это испытать. Но я сама виновата. Допустила «чувства», теперь буду сдыхать. Умирать и воскресать. Подыхать и оживать… Раз за разом, пока полностью эмоции не атрофируются, как когда-то. А не захотят пропадать — найду другой способ. Любой, даже медикаментозный, но вытравлю из себя Игната.

И воспоминания бы стереть.

Боги! Как же я завидую тем, кто потерял память. Счастливые люди…

Видя в объятиях Селиверстова другую, четко понимаю, насколько заражена им. Одержима в стадии «безгранично и бесповоротно». С пеной у рта, до хрипоты готова орать, что это не так, и показательно вены резать, доказывая свою правоту, но… Он моя болезнь, выколачивать которую придется теперь уже не пять лет, а дольше, куда дольше и куда болезненней.

Но я смогу… Мне не привыкать!

Боль — моя подруга… с детства.

Игнат интимно нашептывает что-то девушке. Юлька неуверенно мотает головой, упирается ладошками в его торс и пихает, но уже не порывисто, просто для чужих глаз требуя пространства. Селиверстов больше не настаивает — отпускает и теперь уже целует девушку в щеку.

Пиз***!

Бастионы падают! Юлька мило улыбается. Глаза то в пол, то на Игната…

Что??? Что он такого говорит, что делает, что его прощают?..

Вопль в пустоту и ответа на него НИКОГДА не прилетит!

Сама дура… в болоте, смердящем чувствами, которые мне не дано просчитать ни математически, ни химически, разобрав на составные и молекулы.

— Ир, не дергайся, — ворчит Леночка, о которой я напрочь забываю. А зря. Она с такой нежной жестокостью утягивает мою бедную голову назад, что шикаю:

— Ауч, — прогибаясь дугой.

— Ленок, ты сейчас нам Иришку сломаешь, — ржет Серега Баранов, заваливаясь рядом и показательно бровями поиграв: — Такую красоту не стоит губить!

— Серый, не зли меня! — Ратыкова явно не шутит. — Красота требует жертв!

— Дык она и так… — парень меня окидывает оценивающим взглядом и криво улыбается.

— Будет еще краше, — заверяет с чувством Ленчик, с пущим усердием вплетая в косу последние пряди.

— Мертвая и лысая, — продолжает глумиться Серега, тыча мне пальцем в ребра.

Взвизгиваю, как потерпевшая. Никому не говорю, но щекотки боюсь, как ничего на свете.

Лианг раз применил этот запрещенный прием, и я чуть не умерла от смеха и колик. Хохотала долго, слезы глотая. Он это просек, и нет-нет, да и наказывал меня за мелкие проступки и хулиганства… А так как более близкого человека в России, не считая Игната, у меня не было, вот и секрет остается моим.

— Ты чего такая нежная? — входит во вкус Баранов, опять тыча пальцем, но уже с бóльшим интересом. Уворачиваясь от зловредной руки, кувыркаюсь, и тотчас получаю порцию боли — Ленок за косу держит, не отпускает.

У-у-упрямая садистка!

Сережка тоже не из тех, кто легко сдается, особенно когда жертва себя раскрывает — проворно ныряет за мной. Начинаю отбиваться, чуть ли не похрюкивая от смеха, и тут наша потасовка становится центром внимания зрителей, а еще через несколько секунд — достоянием народа и массовым валянием. К нам присоединяются еще девчата — они спасают меня, — ну и ребята… Ну, этим сам бог велел! Еще бы. Когда еще можно пощупать девчонок в таком количестве, в такой доступности, да на столь скромном клочке пространства — паре сдвинутых матов.

Плевать на турнир — айда человеко-ком создавать!

В общем, какое-то время нахожусь в эпицентре вакханалии молодежи, голодной до плоти и неуместных игрищ. Кое-как, где змеей, где на карачках, выбираюсь из резвящейся кучи. Скрипя и кляня Ленчика на все лады. Итак хреново, а теперь еще и помятая, да вымотанная. Действие стимуляторов вот-вот схлынет, что тогда делать? Я же мяч подкинуть не смогу. Черт! Нужно будет еще баночку-другую энергетиков зарядить.

Уже за пределами матов, но в опасной близости от комка ворочающихся, ржущих, повизгивающих тел… Все еще в подобострастной позе на полу шикарного спортивного покрытия, утыкаюсь глазами в ноги. Знакомые кроссы — дорогие и брендовые. Да и сами ноги… очень хорошо мною изучены. Красивые, чуть волосатые… Прям идеальные — не лысые, но и не запущенно-мохнатые. Так, чтобы четко было понятно — мужские, крепкие, рельефные. Не прямые, не иксом, а с легкой кривизной. С едва заметной, но абзац, какой спортивной красотой. Как у футболистов…

А как приятно их оглаживать, порхая пальчиками и потом сминая кое-что…

Стоп!!!

Медленно прогуливаюсь глазами по ляжкам, по шортам…