Непримиримые 2

— Игнат?.. — сипло выдыхаю от охвативших чувств. — Как… ты… — суетливо волнуюсь рядом на коленках, и с тревогой прижимая кулачки к груди.

— У-у-у, — скулит парень еще пуще.

— Прости, — винюсь запоздало, толком не понимая, за что. Тянусь к нему. Тут уже толпа сгущается. Им нравится за нами наблюдать. Только теперь они уже, как и я, переживают за клоуна.

— Очень больно? — плюю на гордость и касаюсь плеча. — Да где медик? — ору в толпу, не понимая, куда подевался специалист, который сегодня весь день баклуши бил.

Кто-то расторопно протягивает полотенце, свернутое комком.

— Спасибо, — благодарно киваю. Под голову Игнату запихиваю и, чуть оглаживая светлые волосы, уточняю:

— Так лучше? — сердце заходится от переживания. Народ сочувствующе галдит, шепчет. Селиверстов с таким страждущим лицом на меня смотрит, расщепляя всех букашек и козявок в моем теле и душé, что с трепетом жду нечто важного. Признания как минимум…

За шею к себе притягивает любимым грубовато-интимным жестом, а мне все равно, лишь бы парень не страдал:

— На тебе лучше было, — едва слышно на ухо, давая точно понять, каков театральный подлец на самом деле. — А в тебе…

— Неисправимый идиот! — без нежности пихаю гада от себя, игноря новые заунывные песни мартовского кота, продолжающего отыгрывать роль жертвы. Порывисто вскакиваю на ноги и, больше на него не смотря, ретируюсь. Тем более, медик поспевает…

Подыхать Селиверстов будет — не поверю, что ему плохо! Богом клянусь!

Несколько долгих и жарких минут приходится Шумахеру объяснять нелепость ситуации и момента. Заверять, что это дело случая…

Родион изображает, что верит, но в льдистых глазах затаивается горечь и сомнение. Чтобы больше не провоцировать неприятности, остаюсь рядом с ним. Пытаюсь разговорить на сторонние темы, вести себя непринужденно. Мило улыбаюсь… Кажется, получается Шувалова чуть смягчить. Как бы то ни было, всеми правдами и неправдами стараюсь оградить его уши от сплетен о Селиверстове. И сама упорно не замечаю пересудов о нас.

Даже не интересуюсь, что с ним, но зал слухами полнится — вывих… По крайней мере, диагностировали это. Но я не верю. Симулирует! Спецом, чтобы дальше не играть! Нужно отдать должное, умнó…

Эх, жаль, не перелом! Вот бы круто было перед завтрашним туром СВМА — участник выбывает из-за нелепой травмы на других соревнованиях.

Но и с вывихом, если он есть на самом деле, не айс педали крутить!

Хм, — опять злорадно руки потираю, — значит, Игнат второй этап если и вытянет, то будет маячить в конце топа, если, конечно, у него действительно есть проблема с лодыжкой…

Вот так и проходит большая часть дня…

Часть 4 Глава 51 (Разборки — дело страшное и мозговыносное! Особенно бабские…)

Ира

Пока ребята доигрывают предпоследнюю встречу, мы уже почти не звучим — так, изредка хлопаем красивым мячам или в качестве подбадривания, когда начинают сливать партию. Чтобы точно избежать очередной встречи с Игнатом, сижу рядом с Родионом. Не самая приятная компания, но не такая болезненная для психики, как стычки с соседом.

— Ир, может ну его нахер соревнования? — ворчит, будто маленький ребенок, Шумахер. — Я устал… ты устала. Поехали домой? — даже губы бантиком складывает.

— Ты езжай, я не могу, — дергаю плечами, всем видом показывая сожаление. — Ты же понимаешь, университет представляю. Это важно.

Нет, если я уйду, меня конечно не убьют… Но это подло, некрасиво, неспортивно. Возможно, тренер попытается наказать. Это тоже не смертельно, можно попробовать пережить, но вот с совестью не договорюсь. Она не позволит поступить аморально.

Родион устало ударяется затылком об стенку:

— Пиз***, как можно вот так проводить весь день?! В спортзале…

Подбадривающе толкаю плечом в плечо:

— На самом деле это еще короткие соревнования. Бывает на несколько дней затягиваются. Так что… терпимо.

— Блевотня, — морщится Шумахер, хлопая себя по карманам, что-то выискивая.

— Шум, если тяжко, езжай. Я еще нормально. На самом деле меня больше пугает второй тур СВМА. Он завтра. Вот где мне главное выстоять!

Родион косится на меня, но реплику, которую явно хочет сказать, проглатывает. К нашей общей радости звучит свисток судьи об окончании матча соперников и значит, мне пора.

* * *

Начинаем разминаться, а в голове, словно реактивные двигатели включены — стоит такой жуткий гул, что слезы вот-вот сорвутся с глаз. Дышать больно. Двигаюсь через не могу, но я обязана выстоять последнюю игру. К тому же матч решающий, за первое-второе место. Хотя точно знаю, что мы его сольем. Пед все-таки сильнее нас.

Как и думала, проигрываем в пух и прах. Единственное, что хоть немного приободряет — давняя противница Линяева Вера, которая еще со школы меня чморила, после игры, пожала руку и призналась, что я стала достойным игроком.

Комплимент выслушиваю, но распылять лесть не хочу, поэтому лишь киваю и сухо благодарю.

Пока ребята разминаются, физрук собирает нас всей женской группой на нашем уже полюбившемся месте — на матах.