Непримиримые 2

— Я не хотел, чтобы так случилось, — бросает запально, покинув авто, но остановившись между дверцей и тачкой. Руки на крышу: — Пожалуйста, садись, поговорим.

Несколько секунд пытаюсь найти консенсус: боль, неприятности, усталость, здравомыслие, дорога до дома, и в итоге останавливаюсь аккурат напротив Родиона, только по другую сторону от…

— Проблема на самом деле даже не в твоих подружках и их наговоре и попытке меня отметелить, а в том, что меня пугают разными историями о тебе. Мы сегодня говорили на эту тему… И теперь бы я хотела прояснить некоторые моменты.

Льдистые глаза становятся еще морознее:

— Спрашивай! — едва заметный взмах длани. — Только, — заминка, — тебе не кажется, что на улице подобный разговор не самое подходящее место?

Он прав. Шумно вздыхаю и сажусь на соседнее с водительским кресло. И только захлопываю дверцу, как взгляд цепляется за промчавшегося мимо Селиверстова. На мотоцикле.

Это точно Игнат! Уверена на сто процентов. Байк его, комплект для езды и шлемак… Сумка. Вот только почему он свернул в эту сторону? За мной следил… или живет у кого-то поблизости?

Плевать! Прочь отгоняю мысли о соседе, потому что сейчас у меня важный разговор с Шумахером…

* * *

— Я тебя слушаю, — Шувалов вальяжно усаживается — согнутая рука в открытом проеме окна локтем наружу. Чуть поворачивается ко мне. На губах легкая ухмылка.

— Это я тебя слушаю, — тоже поворачиваясь в его сторону.

— Ир, мыслей читать не умею и я не очень понимаю суть претензий. Что конкретно ты хочешь прояснить? Спрашивай, отвечу.

Немного мнусь, потому что толком не сформулировала вопрос, который меня волнует.

— Ты знаком с Ритой? — внимательный взгляд на Шумахера в жажде увидеть реакцию. Родион лишь на миг мрачнеет, потом вновь улыбается.

— Если ты о Литовцевой, то да, я с ней встречался, — воспоминания ему явно не доставляют радости. — Но потом с ней случилось несчастье… Мне запретили ее навещать, — мрачно уставляется в лобовое окно Шумахер. — Жаль, она мне нравилась.

— И ЭТО точно, с ней сделал не ты? — самой щекотливо и тошно, но спросить должна. В лоб, без попытки увильнуть или смягчить.

Лицо Шувалова становится циничным. Набегает тень. Глаза холоднеют до морозной колючести.

— Ир, мне девчонки дают за так, — едкий хмык. — Неужели думаешь, мне настолько было не-в-терпеж-хреново, что от нечего делать я решил изнасиловать девчонку? Причем, свою!

Пауза затягивается. Мне нечего сказать. После ответа Родиона и правда ощущаю свою недалекость. Глупо было… Но сомнения в душе еще стыдливо телепаются.

— Она мне нравилась, — без показухи, — Правда. А ты, на секунду подумай, есть ли вероятность, что после месяца отношений со мной, девушка со мной не переспала.

На языке вертится робкое возражение, я уже неделю в его постели… И вроде еще не тронута. Да и с Лиангом почти год встречалась, а он не менее интересная и харизматичная личность, нежели Шувалов младший, при этом я осталась девственницей, — но вовремя спохватываюсь. Такие аргументы не для ушей Шувалова.

— Лишь идиот мог допустить мысль, что у нас ничего не было. А брать силой то, что дается и так, глупо.

— Меня уверяли, что Рита с тобой не спала. И даже больше — не собиралась.

— Спорно… Кто может знать ситуацию лучше, чем те, кто в ней повязан? И если мне не изменяет память, у меня были отношения с Ритой, а вот третьего в нашей паре не припомню. Или я чего-то не знаю? — ироничный взгляд на меня.

Родион прав. В отношениях между двумя сложно с ходу разбираться кто прав, кто виноват. А мнение со стороны всегда либо предвзято, либо судится однобоко. Доказать виновность одной из сторон по прошествии такого количества времени невероятно сложно. Да и Рита, хоть и жива, но добиться от нее, как понимаю, правды, не стоит…

— Так что, — подытоживает с легкой иронией Шумахер, — прежде, чем судить и обвинять, ты должна первостепенно решить, чье мнение для тебя важно.

— Я пытаюсь отстраненно, — бурчу задумчиво. — Мне ближе ты — мы знакомы лично, но женская часть протестует — подобные случаи изнасилований не редки и часто мужчины под воздействием разных причин оказываются виноватыми.

— Все, что тебе известно, известно со слов кого-то, — устало рассуждает Шувалов. — Но есть такое понятие — презумпция невиновности. И благодаря ей, я на свободе. Но если тебе так важно знать — у нас были хорошие отношения с Ритой, — отрезает так, что усомниться в его словах не могу. Лишь на задворках интуиция шепчет — Ленке нужно доверять. Ей было больно, когда рассказывала историю.

— У меня своя правда, у них своя, — словно прочитав мои мысли, заключает Родион, выдавливая горькую улыбку.

— Я тебя услышала, — кивок.

Шувалов берется за руль, но прежде, чем тронуться, оборачивается:

— Есть еще какие-то претензии? — Надменная ухмылка.

— Если только тема наркотиков, — неопределенно дергаю плечом. — Я бы попросила их не употреблять, пока мы вместе.

Шумахер заметно злится.

— Чем интересно тебе мешают мои увлечения?