— Когда ты трезв, я тебя не так боюсь, как… когда ты в угаре. Ты меня жутко пугаешь, — глаза в глаза. Мне незачем скрывать свои страхи. Тем более, Родион сам спросил…
— Если мне не изменяет память, это ты пришла ко мне в клуб!
— Совпадение, — едва успеваю вставить реплику. От меня начинает ускальзывать логическая составная разговора.
— Сделала предложение.
— Первое и второе не взаимосвязаны, — лепечу, пытаясь более правильно расставить акценты.
— Я выдвинул ряд условий, — будто не замечая моих поправок, продолжает Шувалов. — Ты их приняла. То, что некоторые из них были весьма категоричны — согласен, — неопределенно взмахивает рукой. — Но это ты захотела быть со мной! — настаивает категорично. Мда уж, с этим не поспоришь. По крайне мере, не на больную голову, а голова, к слову, трещит так, будто попала в эпицентр созвучия нескольких Церковен в момент праздничной вечерни. — Мы обговорили условия, — ярится парень, — и наркотики там никаким образом не мелькали. Надо было это сразу озвучить! — оправдывается и поэтому нападает. Прекрасная тактика. Шувалов недовольно пыхтит, но потом смягчается. — Прости за горячность, — кивает коротко. — Я тебя тоже услышал, — заминка. — И если тебя страшит то, как я себя веду, когда нетрезв, тогда постараюсь себя контролировать, — подытоживает неуверенно, но с явным желанием угодить. — Тебя это устраивает? — с надеждой.
— Вполне, — отзываюсь обтекаемо, но себе пометку ставлю следить за Родионом и никогда не поворачиваться к нему спиной! Так советовал Егор…
Шувалов включает зажигание, и мы трогаемся…
Боже, дай мне сил. Не сдохнуть сегодня, завтра… на этапе, и позволь пожить чуточку дольше. Мелкая просьба, да и проситель не шибко велик для глаз и ушей создателя, но за великим к богу не ходят — сами добиваются, поэтому есть надежда… что услышит.
С горечью поджимаю губы и пустым взглядом смотрю на пролетающий мимо город. Ночи светлые, молодежь гуляет несмотря на поздний час. Вот и парк минуем, где ребята на скейтах гоняют, роликах, гироскутерах, великах…
Мне завтра тоже придется педали крутить. Правда, в образе Харли…
— Стоп! — брякаю так резко, что едва лбом не ударяюсь в панель с бардачком, когда Шувалов реагирует чуть ли ни секунда в секунду с командой. Авто, истошно взвизгнув, тормозит, наплевав, что становимся помехой. Нас тотчас оглушает возмущенное бибиканье машин, которые едут за нами, но из-за неадекватного нашего поведения на дороге, вынуждены реагировать экстремально и небезопасно, огибая по свободным полосам.
— Мне домой нужно, — озадачиваю парня виновато. — Можешь отвезти?
— Если горит, — после заминки, с неудовольствием, в голосе затаенный страх.
Молча начинает движение.
— Мне нечем краситься для турнира, — поясняю, желая успокоить волнение Шумахера.
Родион на меня косится так, будто с луны свалилась.
— Шум, у меня образ Харли, для этого грим наложить нужно.
— А, — кислеет лицо Шувалова. Поздно, но начинает догонять ход моих мыслей.
— А что самое важное… — добавляю с великой долей иронии, — велик-то дома.
— Бл***, - плюется Родион и даже головой так рьяно кивает, словно о руль головой хочет долбануться, — совсем из башки вылетело! — теперь полностью в теме парень. Даже улыбка довольная на губах играет.
На нужном перекрестке сворачивает на кольцевую…
Часть 4 Глава 52 (А дома ждут… вот, где оставлено сердце)
Ира
Перед домом мешкаю недолго. Настраиваюсь. Хоть время и позднее, но мой приезд не останется незамеченным. Все выйдут. Укоризненные взгляды, немые вопросы, а возможно — и озвученные… Напряжение, неудовольствие и обиды… Все понятно, и даже больше — я согласна сразу и со всеми, но… Я НЕ ХОЧУ ТАЩИТЬ ГРЯЗЬ В ДОМ! Поэтому держусь в стороне.
А я грязна… То, что делаю — грязь. То, что меня окружает в данное время — грязь.
Мои родственники не заслуживают этого.
Чуть отмоюсь — вернусь… вернусь…
Как и ожидаю, зал быстро наполняется родней. Отец поворачивается, сидя на диване перед столом, где закапывается в груде книг, бумаг, тетрадей.
— Ира? — снимает и откладывает на столик очки.
— Ириша!.. — с нескрываемой радостью и ожиданием бабушка из кухни — как всегда, вытирая руки о передник.
— Ирочка? — Амалия с тревожным волнением из комнаты отца, он теперь часто оставляет ее одну, позволяя пользоваться спальней, как кабинетом, где можно уединиться и пописать.
Дед — из спальни. Молчаливо, но вдумчиво.
— Всем привет! — переступаю с ноги на ногу, до скверноты жутко неудобно себя ощущая. Низко и омерзительно подло. Словно плюю на тех, кому действительно важна, на тех, кто меня любит несмотря ни на что.
— Я ненадолго, — выдавливаю кивок, — мне нужно кое-что забрать, — не в силах более терпеть давление, сгущающееся вокруг меня, спешу к лестнице на второй этаж.
— Ирина, — торопливо встает папа. Замираю возле первой ступеньки, так сильно сжимаясь в комок, будто меня всю жизнь прессуют, а я только сейчас решаюсь сорваться с крючка, но синдром «жертвы» еще не подавила. — Ты… — опять обрывается реплика. Отец явно не может совладать с чувствами и не находит верных слов.