Радость, что не оказываюсь пойманной — недолгая, из глубины помещения слышу голоса, которые звучат глухо-рассеивающе из-за объемного, большей степенью пустующего, пространства. Но по мере приближения девушек, все отчетливее… Сердце вновь выписывает кульбит и пропускает удар. Узнаю хозяек голосов. Подружки Шувалова.
— Ну и как ты предлагаешь эту с*** проучить? — интересуется Катя у подруги.
— Парней сторонних на нее натравим. Намекнем, что кукла жесткач любит, но, конечно, приплатить придется, да посоветовать лица не светить. Пусть развлекаются, — с пугающим цинизмом предлагает вторая.
Инстинкты вопят — беги!!! А я привыкла их слушать. В безотчетном страхе хватаюсь за ручку двери, но в этот самый момент девицы показываются в моем проходном закутке, где вдоль одной стены ютится пара раковин с кранами и сушилкой между ними.
— Мне кажется, Родик в нее влюбился, — досадует Катя, на своей волне.
— Вот и давай эту дрянь… — девушка умолкает, вытаращившись на меня так, словно я застукала их на месте преступления. На самом деле, это почти так и есть!
По какой-то издевательской случайности я постоянно оказываюсь в центре разборок. И часто — причиной… Срочно нужно что-то менять в жизни. Кардинально!
— Привет, — роняю опустошенно, совершенно не представляя, как себя вести в подобной ситуации. Нужно бы с достоинством, как жене, застукавшей мужа с любовницей… Кофейку предложить.
Подруга Кати, зло оскалившись, бросается на меня бешеной кошкой.
В своем нынешнем состоянии отбиться от двух обезумевших мегер сразу у меня не получится, поэтому дверь на себя все же дергаю, вот только выскочить из помещения не успеваю. Жалкая попытка избежать расправы оканчивается смешно и нелепо — дверь с грохотом затворяется обратно от толчка руки циничной особы, а в следующую секунду меня беспощадно дергают за волосы. Всхлип срывается с губ против воли, и даже светопреставление перед глазами проносится от сказочности ощущений.
Ох уж эти злосчастные косы, которые мне плела так долго Лена…
Прокручиваюсь, чтобы хоть как-то избавиться от острых чувств, и пинаю нападающую, наплевав, что могу сильно покалечить. Конечно же попадаю боевой девице в ногу. Удачно, яростно, даже звук пугающий помещение наполняет. Девчонка взвизгивает, будто недорезанный хряк и, слава богу, отпускает мои волосы, теперь уже хватаясь за ушибленную конечность. Но передышки мне не видать — на выручку подруге бросается Катя. Растопыривает руки и с диким воплем кидается, пытаясь мне то ли в лицо когтями вцепиться, то ли просто загнать в угол.
Уворачиваюсь от нелепых атак, озвученных и приправленных отборным матом, до тех пор, пока дверь в уборную не распахивается. Правда, в тот момент, когда на пороге туалетной комнаты застывает Шувалов и Игнат, а за их спинами мелькают лица еще пары девчонок и нескольких ребят, противницы меня все же умудряются к стене прижать.
— Бл***, ох*** совсем?! — рычит Родион, и реплика отнюдь не мне, адресована подружкам.
— Это она все! — тычет в меня трясущимся пальцем недорезанный хряк. — Она первая начала! — да так беззастенчиво правдиво, что я едва сама не верю словам нахалки.
— Мы ни в чем не виноваты, — блеет испуганно Катя. — Ты меня знаешь, я бы никогда первая…
— Ага, — нервно кивает первая лгунья. — Она про тебя тут всякие гадости говорила, а мы… — задыхается от волнения.
От такой откровенной новости у меня дух перехватывает:
— Что?.. Совсем?.. — таращусь на них, словно на полоумных. Недоуменно на зевак, на Игната, на Родиона. Все в шоке. Немом. — Я даже оправдываться не буду, но твои подруги больные на голову! — припечатываю мысль. Толчком отпихиваю «хряка», все еще преграждающего мне путь и иду к выходу, подхватывая рюкзак, который уронила, войдя в уборную. Когда оказываюсь на пороге туалета, где продолжает стоять кучка зевак, тараню всех, потому что никто даже не шелохнулся уступить дорогу.
За спиной слышу пересуды и едкие смешки, но четче всего:
— Я тебя предупреждал, — гневное Селиверстова, — вот и начинаются проблемы!
— Да пошел ты! — беленится Шувалов.
Покидаю коридор с раздевалками и спешу прочь из спортивного зала. Я дико устала и хочу домой.
Уже на улице иду прочь от университета, не дожидаясь Шумахера. Своего транспорта нет, ведь приехала на общественном. Ничего, на нем и домой доберусь… Как-никак время хоть и позднее, но метро еще работает.
Не успеваю дойти до следующего перекрестка, как ко мне на скорости да с визгом тормозов сворачивает Шувалов.
Склоняется, выглядывая в проем открытого окна с моей стороны, продолжая на мизерной скорости управлять тачкой.
— Садись в машину, — нечто среднее между «прошу» и «бегом выполняй».
— Езжай, Родион, тебе домой пора! — сухо.
— Ир, я извиниться за дур хочу, — парень щенячьими глазами смотрит то на меня, то на дорогу. — Прошу, садись, поговорим.
Молча вышагиваю по тротуару. У меня болит голова и даже такая простая вещь, как «думать», причиняет адские ощущения.
Шумахер жмет по тормозам: