Непримиримые 2

— Дело ваше, сами добирайтесь, куда нужно.

Сажусь на водительское сидение.

— Бл***, ебал***ки захлопнули, а не то моя госпожа вас накажет, — и опять ржет обдолбанный защитник.

На Селиверстова и Джи Линя не смотрю.

Поворот ключа.

Сцепление — первая — газ…

Кое-как парня влачу домой.

Пока никто не видит — реву…

Я не хочу так жить… Я не хочу такого.

Устала. Банально спать. Упасть — и спать!

— Пороть будешь? — сонно, и едва шевеля языком.

— Не дождешься, — ворчу, укладывая на постель.

— Я ведь согласен, — жует слова. — На что угодно согласен, — придерживает за руку, рассеянным взглядом блуждая по моему лицу.

— Сегодня видела…

— Ревнуешь? — с надеждой.

— Нет, — ни капли лжи. — Рада, что ты нашел, как и с кем развлечься.

— Но тебя укололо? — настаивает.

— Нет, Шум, — высвобождаю свою руку.

— Королева… — с горечью, даже губы кривит. — Снежная королева…

— А ты Кай, Шум. Холодный, красивый и не мой… — стягиваю дорогущие ботинки аккурат, когда раздается сопение парня.

Только выхожу из комнаты, коридор наполняется гудением и незатейливой мелодией рингтона моего телефона.

Нет! Кривлюсь, глазами утыкаясь в клатч.

Не хочу говорить. Ни с кем…

Мобильный умолкает.

Облегченно выдыхаю. Хочу развернуться, как он опять оживает.

Игнат или Лианг?

Нехотя выуживаю.

«Ксения».

— Да? — настороженно.

— Иришка! — с такой радостью, будто не виделись и не слышались миллион лет. — Ирка, молю, скажи, что с костюмом все нормально?

— Да, — окидываю себя придирчивым взглядом. — Без приключений…

— Ура! — вопит Ксю. — Я сейчас буду. Снимай.

— Что? — глаза стремятся вылезти из орбит.

— Знакомая позвонила. Завтра с утра босс с женой заявятся. Они раньше времени вернулись с командировки. А значит, проверку замутят.

— А, — киваю понятливо. — Жду…

Ксения приезжает быстро. Как-то дико выходит, но я перед ней голышом скачу, вытряхиваясь из шмоток. Она их как ищейка обнюхивает, высматривает на загрязнения…

— Еще лизни, — морщусь, наблюдая процедуру рыска по последней вещи.

— Чуть простирну, — не оценивает шутки и заверяет осчастливленная Ксю. Сворачивает, аккуратно в пакет прячет. — Прости, забыла узнать, ты как? — играет бровями.

— Не поверишь, — кутаюсь в халатик, который еще вечера у Шувалова нашла, — все было хорошо.

— Круто! А Игнат? — с плохо понятной мне тревогой.

— Тоже, — киваю задумчиво. Рассматриваю подругу, и мне жжет ее загадочность. — Ничего не хочешь рассказать? — протягиваю на авось.

Бравина заметно напрягается. Глаза цинично блестят.

Что-то скрывает… Знаю, как облупленную.

— Нет, — мотает головой. — Лан, пока. Мне еще повозиться, — кивает на пакет. И торопливо покидает квартиру, цокая каблуками.

Провожаю, дверь на ключ, его на тумбочку.

Умываюсь, а проходя мимо комнаты Шувалова, заглядываю.

— Королева…

Закатываю глаза. Блина, ну ведь спал же!!!

— Что?

— Расскажи мне сказку…

— Что? — мало смахивает на шок.

— Я не помню матери… и сказок… расскажи.

Кидаю тоскливый взгляд на кожаный диван перед стеклянным столиком, на постель Шумахера. Плюю на здравомыслие и плетусь к Родиону.

Забираюсь на свободную половину широченного ложе. Голову на подушку, глаза в потолок.

— Знаешь, а у меня ведь тоже со сказками не очень, — признаюсь виновато.

— Любую, даже на колобка согласен, — с такой тоской и болью, что сглатываю от сострадания.

— Она давно умерла?

— Мне пяти не было.

— Ты ее помнишь?

— Нет…

— Вообще?

— Ни отца, ни матери. Их убили… И это единственное, что помню.

— В смысле?

— Момент, как их убивали, — поворачивает голову Родион. Никогда не видела такого лица. Вероятно, так выглядит смерть.

Бледный, глаза впалые, почти белые. Обескровленные губы.

— Шум, — подаюсь к парню. — Прости… — Подгребаю его голову к себе и поглаживаю: — Прости…

— Мать насиловали у меня на глазах, — очередное признание разрядом ужаса прогуливается по телу, мощно пробивая в голову:

— Видел? — срывается ах.

— Их трое было… Мать не помню, а их помню… Лица, татуировки, даже цепочки и волосатость задниц, — без смеха, но такой ледяной монотонностью, что мурашки по коже. — Отцу глотку перерезали, как только закончили… А я в шкафу прятался…

— Их посадили?

— Нет у закона такого понятия, как возмездие. Миром правят деньги и связи. Власть… Никто не любит правды, Королева.

— Но… — мысль не успеваю сформировать в нечто звучное.

— Мы с братом их сами убили.

Затаиваюсь.

— Вот это было возмездие…

* * *

Просыпаюсь от переизбытка животного страха, охватывающего тело жертвы, за которой следят. Непонимающе промаргиваюсь, обводя глазами комнату. Шумахера. Блин, вчера же сказку просил, а потом мы болтали… Жути наслушалась и опять уснула у него.

Скашиваю глаза на то место, где лежал парень — пусто. Сцепив зубы, превозмогая боль, поворачиваюсь на другую сторону и на миг торопею. Шумахер сидит на кожаном диване в той же одежде, в которой засыпал. Только рубашка распахнута на груди, открывая литые грудные пластины.