– На каком основании? Вы что, не знаете, что на Лысенко держится все наше сельское хозяйство?
В какие-то доли секунды у меня в мозгу пронеслись картины прихода ко мне многих ученых, стариков-селекционеров с жалобами на свою затравленность лысенковской камарильей. Я вспомнил делавшиеся мне многочисленные сообщения о дутом характере лысенковских «великих открытий» и достижений.
И я сказал:
– Товарищ Сталин, вам неправильно докладывали о работах Лысенко. Я недавно назначен в Агитпроп. Но за эти месяцы ко мне приходили наши выдающиеся ученые-селекционеры. Их сортами засеваются десятки миллионов гектаров пшеницы, ржи, клевера, гречихи. Но все они заклеймены Лысенко и его сподвижниками кличками «вейсманисты», «морганисты», «антимичуринцы».
Ученые не могли назвать мне ни одного нового сорта, действительно выведенного Лысенко, ни одной крупной научной рекомендации, поднимающей наше земледелие. Я готов понести любое наказание. Но я убедительно прошу поручить специальной комиссии разобраться с работами Лысенко. Без высшей комиссии из ЦК никто не осмелится решить это дело правильно.
Я выпалил все это на едином дыхании. Громко. С горячей взволнованностью.
В этом кабинете обычно никто не произносил речей. По самым сложным вопросам здесь все говорилось очень лаконично: «да», «нет», «правильно», «принять», «поручить разобраться».
Кроме того, в этом кабинете обычно не говорили громко. Очень тихо, глухим голосом говорил сам Сталин. Другие не выходили из этого тона. А у меня получился какой-то крик наболевшей души.
Все молчали…
Сталин подошел к своему столу, взял папиросу, оторвал курку от мундштука и вытряс табак в трубку. Он проделал это и с другой папиросой. Раскурил трубку и медленно прошелся вдоль стола заседаний. Опять взглянул на меня долгим взглядом. Затем он произнес очень тихо, но мне послышались в его тоне зловещие ноты:
– Нет, этого так оставить нельзя. Надо поручить специальной комиссии ЦК разобраться с делом. Надо примерно наказать виновных. Не Юрия Жданова, он еще молодой и неопытный. Наказать надо «отцов»: Жданова (он показал мундштуком трубки на Андрея Александровича) и Шепилова. Надо составить развернутое решение ЦК. Собрать ученых и разъяснить им все. Надо поддержать Лысенко и развенчать как следует наших доморощенных морганистов.
Надо запретить Агитпропу так своевольничать. Кто дал право самостоятельно решать такие вопросы? Кстати, кто у нас Агитпроп?
М. Суслов, поднявшись со стула:
– Я, товарищ Сталин.
Сталин:
– А чего же вы молчите? Вы разрешали ставить такой доклад?
– Нет, не разрешал. Я не занимался этим вопросом. Я был занят другими делами.
Сталин:
– Бросьте вы, мы все заняты многими другими делами. А порученное дело ведем и отвечаем за него…
Сталин начал перечислять членов Политбюро и других работников, которые должны были образовать комиссию. Возглавил комиссию Г. Маленков.
Андрей Александрович Жданов в ходе заседания не проронил ни слова. Но судя по всему, этот эпизод причинил ему глубокую травму. Я не знаю, что происходило в эту ночь после заседания Политбюро. Но в следующий полдень Андрей Александрович вызвал меня. Он был прозрачен, с большими отеками под глазами. Он прерывал беседу длительными паузами: его мучили приступы грудной жабы, а всякие волнения учащали астматические удушья.
Мне показалось очень неожиданным и странным, что Андрей Александрович не только не начал меня распекать за вчерашнее, но не сделал ни одного серьезного упрека. Тоном большого сожаления или даже участия он сказал мне лишь:
– Вы очень неосторожно вели себя вчера на Политбюро. Это могло кончиться для вас, а может быть и не только для вас, трагически. Вам теперь все нужно начинать сначала (я тогда не понял смысл этой фразы). А мне, возможно, придется поехать полечиться. Что-то сердце начало сдавать.
…Я не знаю, какие пружины и шестеренки большого, сложного механизма, именуемого «руководство», действовали в последующие дни и недели. Поползли слухи, что А. Жданов перейдет «на другую работу», а на руководство Секретариатом вернется Г. Маленков. Все осведомленные люди понимали, что Берия и Маленков воспользуются «делом Лысенко», чтобы убрать А. Жданова. Ждали решения комиссии по делу Лысенко. Ждали еще чего-то, чего – никто толком не знал.
Но на сей раз, ко всеобщему удивлению, ничего «страшного» не произошло. В вышедшем решении по «делу Лысенко» не оказалось никаких организационных мер ни в отношении А. Жданова, ни в отношении меня.