Непристойная рукопись

– Оставьте, де Бланшар, – скорбно покачал головой секретарь. – Я и сам готов признать, что ваши похождения менее вызывающи, чем казалось раньше. В конечном счёте подобные заведения существуют и приносят владельцам неплохой доход. Стало быть, ваше право – извлекать прибыль таким не слишком добродетельным способом.

– Вот нежности, Леон! Я на правах хозяина получаю деньги, а вот сынки уважаемых господ с титулами вытворяют там такое, что даже потаскушки готовы разбежаться кто куда. Верите, когда сие заведение посещали их отцы и старшие браться, всё было куда приличней. Вообразите только, там стояла чинная тишина, словно в музее. А теперь…

– Нет, прошу вас, сударь, не продолжайте, – скривился Реманжу. – Я слишком стар, чтобы слушать постыдные истории о титулованных особах.

– Вы такой зануда, Леон, – рассмеялся Бланшар. – Что ещё делать в старости, когда другие развлечения недоступны? Слушать, что вытворяют другие.

Но тут дверь открылась, и служитель пропустил вперёд барона Баретта.

Разговор с ним достаточно поразил Эжена: он действительно не ожидал подобного. Шарль Баретт с несвойственной ему прежде пылкостью буквально умолял Бланшара написать новую книгу. Но такую, что в корне отличалась бы от предыдущих.

– Сударь! С вашим потрясающим талантом литератора вам ничего не стоит сочинить роман о торжестве добродетели! Да, да вы не ослышались! Поймите, Эжен, именно вам удаётся полностью завладеть умами читателей и заставляет принять всё сказанное на веру. Не сочтите мои слова за грубую лесть, но дело обстоит именно так. В мире достаточно книг и талантливейших авторов, но отчего-то именно вам удаётся прямиком проникать в душу. Настолько, что читатель не подвергает сомнению ни единой фразы и ни единого слова. Вообразите, друг мой, ваш герой редкостный мерзавец, но вместо отторжения вызывает симпатию. И его постыдные утверждения, равно как и неприглядные поступки, перестают возмущать через несколько страниц. Это редкий дар, Эжен. Стало быть, возьмись вы описать благородного человека, то он станет не менее притягателен. Вы же прекрасно осведомлены, какое горе обрушилось на уважаемых и достойных членов общества. Сейчас как никогда нужен роман, пронизанный отвращением к любым порокам, и герои, что вызовут желание подражать их благородству.

– Право же, господин барон… – удивлённо пробормотал Бланшар. – Вы совершенно застали меня врасплох. Я польщён вашей оценкой моему дарованию, хотя без ложной скромности скажу, что всегда это знал. Однако не пойму ваш интерес к роману о добродетелях? Ведь ваша коллекция…

– О чём вы, сударь?! Когда корабль идёт ко дну, стоит спасать детей, а не столовое серебро. А мой интерес лежит на поверхности, Эжен. Я сам отец, и мне было бы спокойнее знать, что моим детям роман о благородном и пристойном герое попадёт раньше, чем грязь, проникшая в умы их знакомых.

– Хм, вы меня довольно ошарашили, господин Баретт. Но даже если бы я согласился, то вряд ли через неделю принёс бы вам рукопись. Каким бы литературным даром я ни обладал, нуждаюсь во вдохновении, как и любой другой писатель. А посему…

– Я понимаю, сударь. Сейчас я отправляю жену и детей в путешествие. Затем они проведут достаточно время в Англии. Я владею прекрасным домом в Лондоне. А вы сможете спокойно работать. Уверяю вас, с изданием задержки не будет. А учитывая вашу славу, я не сомневаюсь, что роман разойдётся быстрее, чем о нем раструбят газетчики.

В эйфории от разговора, из которого Бланшар вынес в основном дифирамбы своему таланту, он согласно кивал. И только оказавшись в собственном кабинете, Эжен нахмурился и в сердцах швырнул недокуренную сигару в камин. Чёрт возьми! Да он же практически пообещал Баретту новую книгу! Да ещё в присутствии свидетеля. Вот осёл, удивительно, как он за столько лет не утратил способность таять от лести. Нет, дело не в этом, к восторгам в свой адрес он привык. А просьба барона – совсем другое. Ведь этот человек, чьим вниманием он когда-то так дорожил и трепетал от одного его благосклонного взгляда, сегодня буквально упрашивал его написать новый роман. Да, именно упрашивал. И ко всему, обращался к нему, как к единственному, кто может остановить лавину порочности, поглотившую общество! Силы небесные! Ведь он обратился к нему, а не к священнику! Веря, что литературный дар Эжена сотворит большее чудо, чем молитвы.

У Бланшара перехватило дыхание, на висках выступил пот. Он вскочил с кресла и замер посреди кабинета, не в силах справиться с охватившим его чувством абсолютной власти и собственного величия. На несколько секунд ему показалось, что он может погасить пламя в камине одним только взглядом или, взглянув на небо, вызвать ливень. Грудь заныла от гулких ударов сердца, пальцы дрожали, он чувствовал, как струйки пота стекают по спине. Бланшар сорвал галстук и, метнувшись к окну, рванул створку. Прохладный ночной воздух ударил в лицо. Не помня себя, он издал громкий победный вопль, как дикарь, что после тяжёлой погони настиг добычу. Он очнулся, лишь когда лакей приоткрыл дверь и удивлённо пробормотал: