Неравноценный обмен (СИ)

В результате выходило, что на сон у Цзинь Гуанъяо в сутки выпадало часов пять, а то и вовсе четыре. Каким-то чудом ему этого вроде бы хватало, однако сейчас, вытянувшись на кровати в сытой неге, Мо Сюаньюй ощущал в этом теле груз накопившейся за годы усталости. Видимо, воля Яо-гэ была гораздо сильнее его физической оболочки.

Не будет ничего дурного, подумал Мо Сюаньюй, ерзая по шелковым простыням, если он сперва просто немного поспит. Или много. Все-таки, какой бы жесткой эта кровать ни была, она все равно многократно превосходила достоинствами его жалкий топчан.

И действительно, стоило Мо Сюаньюю перевернуться на живот и уткнуться носом в подушку, хранящую запах волос Яо-гэ, как он провалился в сон.

Проснулся Мо Сюаньюй, когда уже смеркалось. Еще не открыв глаз, он вцепился в подушку и потерся о нее носом. Однажды, помнится, Мо Сюаньюю удалось украсть рубашку Яо-гэ. Он проходил в ней до тех пор, пока его собственный запах не перебил запах Яо-гэ — и только тогда с расстался с нею. Сейчас, в этой чистой благоухающей неге вспоминать о прошлых проделках было даже забавно.

Мо Сюаньюй перекатился на спину и, вытянувшись во весь рост, улыбнулся. Его тело хорошо отдохнуло, и даже есть не особенно хотелось. Час был достаточно поздний, и оставалась надежда, что сегодня к нему уже больше никто не заглянет.

Навалявшись вдоволь, Мо Сюаньюй поднялся с кровати и подошел к окну. Белоснежные шапки пионов призрачно сияли в сгущающемся полумраке, будто на двор опустилось множество маленьких лун. Мо Сюаньюй едва заметно сморщил нос: не очень-то он любил пионы. Яо-гэ, кстати, тоже. Для него они всегда были лишь символом его ордена и его власти, а цветы он предпочитал другие.

Пальцы Мо Сюаньюя, до этого чуть рассеянно поглаживавшие золотистую занавеску, замерли, смяв тонкую ткань. Только что он поймал себя на мысли, что отчего-то думает о Яо-гэ в прошедшем времени. В груди все похолодело, а в горле встал колючий комок.

Почему он не подумал об этом раньше?

Мо Сюаньюй поднял руку — левую, правая по-прежнему бездумно хваталась за несчастную занавеску, словно та могла служить опорой, — и провел рукой вдоль не своего лица. Он так радовался утром, что, несмотря на темнейший ритуал, остался жив и даже заполучил тело Яо-гэ, что совсем не подумал, куда же делась его душа.

Могло ли случиться так, что Старейшина Илина в уплату за свои труды забрал душу не призвавшего его человека, а того, кто этому человеку дороже всех? В описании ритуала про такую возможность ничего не говорилось, но в тот единственный раз, когда Мо Сюаньюю довелось попасть в потайной кабинет, он видел эти записи только мельком, а потом, когда ему помогли, все и вовсе стало таким расплывчатым…

Мог ли он перепутать — и погубить Яо-гэ?

Мо Сюаньюй несколько раз в раздражении ткнулся лбом в стену, пока не вспомнил, что это не его лоб и надо вести себя более почтительно.

Поколебавшись совсем немного, Мо Сюаньюй решительно отошел от окна и уже хотел было накинуть на плечи домашний халат, когда передумал и подошел к стене за кроватью. Подглядывая за Яо-гэ, он обнаружил, что в его покоях есть фальшивая панель. Она аккуратно стыковалась с настоящими, и никто, даже слуги, убирающиеся в покоях Верховного Заклинателя, не могли ее обнаружить. За ней не было ничего особенно важного, она даже ничем толком не запиралась. Там просто висело несколько неприметных темных одеяний, включая плащ, сапоги и маску. Плащ и маску Мо Сюаньюй трогать не стал, а в остальное облачился. Собирая волосы в хвост, он немного нервно улыбнулся своему отражению. Яо-гэ по ту сторону сейчас совсем не походил на себя — такого, каким его видели все важные персоны, включая его супругу и главу ордена Лань. Однако Мо Сюаньюй, пристально следивший за своим возлюбленным братом, видел его и таким. Скрытным и почти незаметным.

Яо-гэ умел ходить по собственному дворцу так, что на него никто никогда не обращал внимания. Мо Сюаньюй, изначально шумный и неуклюжий, со временем тоже научился этой хитрой науке. Яо-гэ обладал чутким слухом и отменной реакцией, сперва он легко замечал крадущегося за ним мальчишку. Однако Мо Сюаньюй делал большие наивные глаза, и Яо-гэ лишь журил его и, посмеиваясь, отпускал. Когда-то, пока еще был жив Цзинь Гуаншань, ему даже льстило неуемное обожание младшего сводного брата.

К тому времени, как статус Цзинь Гуанъяо изменился, Мо Сюаньюй уже наловчился передвигаться бесшумно и оставаться совершенно неприметным. Он знал о своем Яо-гэ так много — но жаждал знать еще больше. Он следовал за ним тенью повсюду, куда только мог, и однажды — правда, всего лишь раз — умудрился даже попасть вслед за ним в потайной кабинет.

Неизвестно, каких высот в своей слежке достиг бы Мо Сюаньюй, если бы однажды не совершил роковую ошибку.