Лань Ванцзи был сильнее и выносливее и даже без всякого полета передвигался гораздо быстрее. Уследить за ним, почти исчезнувшим на горизонте, помогали только развевающиеся белоснежные одеяния, отлично различаемые в темноте. Ничего удивительного, что, когда запыхавшийся Цзинь Гуанъяо наконец нагнал Лань Ванцзи, оказалось, что тот уже вовсю с кем-то сражается.
Отдышавшись и оценив обстановку — это он сделал одновременно, не теряя даром времени, — Цзинь Гуанъяо чуть не выругался вслух, обнаружив в одном месте А-Лина и каменное чудовище, с которым, собственно, и бился Лань Ванцзи. Появившийся вскоре Цзян Ваньинь ничуть не улучшил ситуации, тут же вступив с племянником в препирательства. Глава Цзян возмущался, что А-Лин не позвал на помощь, а тот огрызался, что ему велели без добычи не возвращаться. Орали они друг на друга так, что почти полностью заглушали звуки сражения, и Цзинь Гуанъяо с тоской подумал, как он, оказывается, мало знает о собственном племяннике. С ним самим А-Лин никогда так не разговаривал, даже если был раздражен или зол. Цзинь Гуанъяо хотелось бы думать, что это из-за того, что к нему племянник испытывал больше симпатии, однако в этот момент он особенно остро осознавал, что дело обстояло с точностью до наоборот. Отношения Цзинь Гуанъяо с А-Лином были ровными, потому что он никогда ничего особенного от мальчика не хотел и не ждал. С главой Цзян же тот явно чувствовал себя внутри семьи, и потому не считал нужным скрывать никаких чувств.
Однако отвлекаться на семейные переживания было некогда.
Именно сейчас, понял Цзинь Гуанъяо, ему представился исключительный момент. Ханьгуан-цзюнь был полностью поглощен битвой с чудовищем. Правда, лезть к этим двоим — это все равно что пытаться проскочить между молотом и наковальней, а самоубийственными наклонностями Цзинь Гуанъяо никогда не страдал.
Он в отчаянии — время стремительно утекало, как песок меж пальцев — огляделся по сторонам, ища хоть что-нибудь, что могло бы ему помочь. Его взгляд скользил мимо все еще ругающихся Цзян Ваньиня и А-Лина, мимо толпы разномастных заклинателей, мимо юных адептов Гусу Лань…
Внезапная догадка сверкнула в его голове, подобно Цзыдяню. У одного из мальчиков, старшего, того самого, что проявлял такую вежливую заботливость, всю дорогу за спиной висел упакованный гуцинь. Сейчас юноша держал его наготове, явно собираясь подхватить мелодию за Ханьгуан-цзюнем, который, осознав, что даже такой мощный меч как Бичень — не самое подходящее оружие для каменного изваяния, уже выхватил свой гуцинь.
Все взгляды были направлены в сторону сражающихся.
Цзинь Гуанъяо ужом скользнул между замерших фигур. Сейчас он как никогда с тоской вспоминал о своем собственном маленьком теле и жалел о долговязости Мо Сюаньюя. Пришлось сильно ссутулиться и втянуть голову в плечи, чтобы не слишком выбиваться из толпы, пробираясь между недорослей.
Расчет оказался верным. Мальчик, чьи руки замерли над гуцинем, был поглощен зрелищем боя и не видел больше ничего вокруг. Однако он еще не играл, и струны оставались в неподвижности. Заставив себя полностью отрешиться от происходящего, а главное — от мыслей, что с ним будет, если поймают за руку, — Цзинь Гуанъяо стремительным движением срезал с гуциня одну струну.
На него никто не обратил внимания, в том числе и хозяин инструмента. Приободренный первым успехом, Цзинь Гуанъяо приступил ко второму этапу своего плана. Он сдвинулся еще на несколько шагов и, примерившись, запустил в сторону Лань Ванцзи свернутую в хитрую петлю струну. Непривычные к такому оригинальному орудию руки Мо Сюаньюя тут же оказались рассечены ею до крови, однако Цзинь Гуанъяо крепко держался за свой последний шанс.
Со второй попытки ему удалось перерезать завязки, крепившие мешочек цянькунь к поясу Лань Ванцзи, а еще через мгновение тот вместе со своим страшным содержимым оказался в окровавленных руках Цзинь Гуанъяо.
========== Глава 10 ==========
Мо Сюаньюй по природе своей почти не умел выражать эмоции тихо. Что смех, что слезы вылетали из него от души, так, что слышали все вокруг. От этого не помогали ни укоризненные взгляды и выговоры в Башне Золотого Карпа, ни ругань и даже побои в деревне Мо.
Тело Цзинь Гуанъяо, как оказалось, умудрялось плакать совершенно бесшумно. Мо Сюаньюй никогда не видел своего брата не что плачущим, даже хоть сколько-то расстроенным. На его лице всегда играла приятная улыбка, кроме, разве что, тех случаев, когда серьезности требовала какая-нибудь церемония. Поэтому Мо Сюаньюй не сразу осознал, что тело его сейчас сотрясается именно в рыданиях. С губ не слетало ни единого всхлипа, и даже нос не шмыгал. Даже дыхание, хоть и рваное, давящееся каждым вдохом, вырывалось из горла беззвучно. И только слезы двумя ручьями текли и текли по щекам.