Несколько слов о лингвистической теории 30-х: фантазии и прозрения

Четвертая сила — тенденция к порядку — тяготеет к «сцеплению», что в основном влияет на систему анафоры и катафоры.

Пятая сила — любовь к красоте.

Шестая сила — социальные требования. Здесь Хаверс снова демонстрирует особенности простонародной речи. Это — повторение предыдущей реплики, а также установка на то, что Unbestimmheit wirkt bescheidener, Deutlichkeit unhöfflicher [Havers 1931: 185], это и псевдовежливое нежелание употреблять императив.

Хотя немецкие ученые о своей принадлежности к телеологам заявляют открыто, однако их цель — это поиск цели. И здесь интересно, что этот поиск цели для них связывается с идеями Н. Трубецкого о фонемах и фонологии. Для телеологов поиск главной движущей силы неотделим от не всегда явно выраженной установки на единство человеческой души (Gleichheit der seelischen Grundlagen [Havers 1931: 11]). Язык, по их мнению, стремится быть основной связью нации. Более того, он делит языковые элементы на любимые и нелюбимые народом, и эту тенденцию телеологи последовательно выявляют и для языков новых, и для самых древних. Более реально — только переплетение предпосылок и движущих сил определяет эволюцию языка в его конкретном воплощении. Поэтому для В. Хаверса реальная история языка прогнозируется пересечением его, этого языка, условий развития (а они могут быть разными) и доминирующих для него движущих сил. Тем самым, создается пестрота языковой диахронии, на самом деле легко распутываемая. За лексемной эволюцией часто стоит мировоззрение народа и перемены в этом мировоззрении, за синтактико-морфологической — стремления к экономии, сукцессивности и т. д.

Иной подход к эволюции языка у марристов. Эволюция понимается ими, как уже говорилось, в виде единонаправленного процесса перехода от одной языковой стадии к другой. Объяснение тому в целом тоже антропоцентрическое. Однако декларируемая неизбежность перехода от одной стадии к другой и сама стадиальная теория языкового развития поразительно напоминают исторический материализм марксистской теории, с неизбежным переходом от одного строя к другому и с конечной застывшей «стадией» — коммунизмом. Роль коммунизма в «новом учении о языке» играет номинативный строй языка.

На самом деле, будучи лингвистами старой хорошей подготовки, марристы понимали нереальность такого единообразного описания всех диахронических явлений. Уже в 1934 г. Мещанинов считает нужным оговаривать сложность реальных результатов при такой яркой униформитарности: «Так, установив единый процесс языкового развития, новое учение констатирует многообразие внешнего его выявления и, тем самым, в целях познания единства процесса уходит в детальную проработку выступающего его разнообразия как в отдельно взятых исторических периодах, так и в отдельно взятых языковых представителях» [Мещанинов 1934: 4]. Установка на разнообразие декларированного единого процесса подчеркивается и в более поздних работах С. Д. Кацнельсона: «…это единство процесса языкотворчества, обусловленное единством путей формирования материальной общественной жизни, нигде и никогда не переходит в простое и пустое тождество, оно сквозит в живом многообразии языков, по-разному реализуясь в каждом языке» [Кацнельсон 1949: 21].

9. Совершенно естественно, что, будучи по своей подготовке индоевропеистами хорошей старой школы, представители обоих направлений должны были так или иначе выразить свое отношение к компаративистским построениям.

Однако для телеологов изучать процессы родственных языков важно прежде всего потому, что они демонстрируют возможность расхождений и — тем самым — неуниверсальность явления [Havers 1931: 7]. Можно сказать, что их больше интересуют факты влияния неблизких языков. Именно установка на то, что эволюция есть переплетение условий и движущих сил и это для каждого языка индивидуально благодаря внешним воздействиям, и заставила Э. Херманна написать очень большую книгу [Hermann 1931] против «безысключительности» звуковых законов (тезис А. Лескина), в которой на каждом шагу не только демонстрируются, но и интерпретируются «исключения» из фонетических законов и нерегулярность действия законов аналогии. По мнению Э. Херманна, компаративисты просто ловко лавируют между запутанными Lautgesetzen, но на самом деле их методы нуждаются в улучшении [Ibid.: 6]. Интересно требование Херманна о том, что необходим единый метод изучения для живых и мертвых языков, и только тогда общее языкознание обогатится новыми выводами.