Неслучайные встречи. Анастасия Цветаева, Набоковы, французские вечера

Природа не одарила Куниных тем масштабом таланта, каким были наделены их выдающиеся современники – Борис Пастернак, Владимир Маяковский, Марина Цветаева, Анна Ахматова. Их голос в защиту гонимых едва ли мог быть услышан. Но у них был врожденный дар отличать истинное от фальшивого.

Стихи Евгении Филипповны не были, да и не могли быть опубликованы в советские времена. Она к этому привыкла и с удивлением узнавала, что та подлинность, которую она сохранила, как раз и оказалась в итоге востребованной.

12

Летом 1992 года, вскоре после нашего возвращения из Амстердама, я привез Анастасии Ивановне в Переделкино, где она отдыхала вместе с Евгенией Филипповной, расшифровку магнитофонных записей, которые вел во время ее выступления в Голландии в зале книжной ярмарки.

…В их комнате на первом этаже дверь была приоткрыта. Анастасия Ивановна и Евгения Филипповна как раз возвращались из писательской столовой. В руках у Анастасии Ивановны была тарелка, сверху накрытая еще одной, перевернутой кверху донышком. Между ними оттуда выглядывал рыбий хвост. Еще удивился – запасаются провизией – зачем? Но вскоре стал свидетелем небольшого спектакля-импровизации. Дамы остановились возле зеркала в деревянной раме, под которым возлежал грязно-белый с черными ушками кот, прозванный Евгенией Филипповной по регулярному месту пребывания – Подзеркальным. При виде делегации он привстал и сел на задние лапы.

Анастасия Ивановна наклонилась к нему и сказала со значением:

– У вас сегодня на обед – рыба.

Кот осторожно потрогал лапой тарелку.

– Нет, сначала повторим урок, – сказала А.И. с интонациями классной дамы. – Повторяйте за мной: РЫ-БА, – и, опустив голову, строго посмотрела поверх очков на своего питомца.

Подзеркальный дважды зевнул своей розовой пастью с острыми клыками.

– Ну, вот, пожалуйста, – удовлетворенно сказала А.И. – Рыбу вы уже можете заказывать себе сами.

Урок фонетики закончен. Дамы проследовали дальше в направлении своей комнаты, а Подзеркальный вприпрыжку, стороной, как серый разбойник из сказки Шарля Пьеро, обгоняя всех, помчался к их комнате.

– Женя, – располагаясь за столом, сказала Анастасия Ивановна. – Закрой дверь поплотнее, а то он…

Не успела она закончить фразу, как кот одним прыжком откуда-то с дивана, описав дугу, оказался на столе рядом с тарелками.

– А-а, так вы уже здесь?! – с восхищением и непременно – на «Вы» сказала А.И. – Браво!

Я уже как-то упоминал, что к животным Анастасия Ивановна всегда обращалась только на «Вы». В Амстердаме в зоопарке, напоминающем «Сад радостей земных» Босха, именно так обратилась она к орангутангу, с напряженным интересом разглядывающему нас сквозь прутья клетки. Не знаю, в какой манере она беседовала с жуками или бабочками, может быть, более фамильярно, но с «братьями нашими меньшими» – с собаками и кошками – только так. Конечно, в этом присутствовала некая игра, но еще и уважение к живому существу.

Кто знает, кем был с буддийской точки зрения Подзеркальный в своем человеческом воплощении… Завхозом – судя по плутоватому выражению его физиономии? Да кем угодно, – все равно на «Вы».

Мы собираемся с Анастасией Ивановной в парк, а Евгения Филипповна остается в комнате – отдохнуть.

Сидим на скамейке неподалеку от главного входа, она – накинув на плечи ту же шерстяную кремовую шаль, которая была на ней во время нашей поездки в Голландию, на голове шерстяная шапочка крупной вязки, цвета переспевшего подсолнуха. Звучанием своего голоса она не довольна – в записи он кажется ей «скрипучим», каким-то неестественным. Собственный голос, записанный и воспроизведенный, всегда поначалу кажется чужим.

Я же успокаивал ее и нисколько при этом не кривил душой. В трехсотместном зале Книжной ярмарки, с трудом вместившем всех, кто пришел ее послушать, голос действительно – звучал. Звучал замечательно, во всей полноте обертонов. Такой тишины, такого воодушевления и аплодисментов по окончании чтения мне не приходилось слышать. Я уже писал, что после окончания ее выступления люди, толпясь, торопились к сцене, чтобы разглядеть ее вблизи…

По фронтону над главным входом разгуливали сойки. Куст шиповника, забыв, что уже август, продолжал цвести, протягивая свои колючие ветви с цветами и начинающими краснеть плодами.

Проходит какое-то время. Массивная дверь тяжело приотворяется. Осторожно, семеня, как бы на ощупь, из здания выходит Евгения Филипповна и присаживается к нам на скамейку.

– Вот хорошо, Женя, что ты пришла. Садись… Я, знаешь, все-таки хочу спросить у доктора совет. Это – важно.

– Ася, не надо…

– Юрочка, скажите – можно ли Жене пить чай, такой – очень крепкий черный чай?

– Ася, я тебя прошу…

Но она уже не слышит и отвечает вместо меня:

– Пойми, Женя, это же так вредно – и для желудка, и для сердца… Ну, как ты можешь!

Я прошу Евгению Филипповну почитать свои стихи.

– Вы действительно хотите послушать мои стихи? – переспрашивает она недоверчиво и как-то внутренне собирается.

– Почитай, Женя, почитай. «Душу-голубку», – Анастасия Ивановна уже отвлеклась от чайной темы и – мне: – Это чудное стихотворение. Слушаем, слушаем…