Несобранная проза

– Я-то телеграмму получила, а вот ты, кажется, моего ответного письма не получила.

– Нет, тетя, я, вероятно, выехала раньше.

– Напрасно так торопилась. Избавила бы, по крайней мере, меня от необходимости объяснять тебе все сначала.

– А что там было написано в этом письме?

– А там было такое написано, что ты, может быть, подумала бы, ехать ли тебе сюда.

– Мне там было неудобно оставаться.

– Да это-то я вполне понимаю и хвалю тебя, потому что жизнь и общество Сандры Яковлевны совсем не для молодой девушки. Я только не очень знаю, на что ты рассчитывала и рассчитываешь. Что касается денег, мы с сестрой поделились и, что приходится на твою долю, она забрала себе, ты уж с нее спрашивай. А потом я должна тебя и побранить. Я не спорю, могут быть разные взгляды на жизнь, и при разной обстановке можно сохраниться хорошей девушкой, но все-таки являться, как снег на голову, в семейный дом, особенно в такой дом, где, ты знаешь, есть молодые девушки, являться с таким воспитанием, с такими примерами, как ты – очень легкомысленно. Ты, Лиза, пожалуйста, не обижайся. Я ничего против тебя не имею, если бы я была одинока, – я была бы даже рада, что ты ко мне приехала. Но как ни как, я – мать и должна своих дочерей беречь. Они и сами, наверное, с тобой бы подружились, но они все девушки обыкновенные и должны выйти замуж, а потому будет очень неудобно, если ты будешь жить у нас. О них будут судить по тебе, а о тебе по Сандре Яковлевне, и их сочтут за авантюристок каких-то. Ты меня прости, я рассуждаю по-старому и всех этих новых течений не понимаю, потому так и говорю. Если тебе будет нужно что-нибудь, посоветоваться захочешь, я всегда рада тебя видеть. Ты позвонишь по телефону, и я скажу тебе свободное время, когда никого не бывает. Но чтоб ты бывала у нас или тем более жила, от этого уж, пожалуйста, уволь. Никто сам себе не враг.

– Тетя, да что же я сделала?

– Да ничего ты, Лиза, не сделала, но как ты не понимаешь, что мне это неудобно. Если у тебя первое время не будет хватать денег, я готова помогать тебе, могу давать по 25 рублей в месяц.

– Нет, нет, мне ничего не надо.

– Ну, конечно, если Сандра Яковлевна обязалась тебе выплачивать, это делает ей честь. По правде сказать, я даже не ожидала от нее такой порядочности. Думала, что она со своими романами окончательно все растеряла.

– Тетя Саша – несчастная женщина, – проговорила Лиза, едва понимая сама, что говорит.

– Ну, знаешь, если все штучки да выходки объяснять несчастьем, много таких несчастных. Ну, как это, бабе 50 лет, и сама себя сдержать не может.

– Да. Я тогда, тетя, пойду…

– Иди, иди, друг мой, устраивайся скорей. Ты мне адрес оставь, если что случится, сейчас же мне телефоны.

– Да, тетя. Вы отпустите сейчас со мной вашего лакея. Он поможет мне перевезти вещи.

– Алексей-то Прохорыч? Пожалуйста, друг мой, да ведь он только бестолочь страшная, еще больше, пожалуй, напутает.

– Нет, мне все-таки будет удобнее ехать не одной.

– Только ты на меня не сердись, ты знаешь, ведь: не так живи, как хочется.

– Да нет, тетя, за что же мне сердиться?

– Ну, Господь с тобой. Всего тебе лучшего, а адрес пришли с Прохорычем.

Когда горничная проводила Лизу в переднюю, откуда-то появился тот же самый лакей.

– Ну как же, барышня, порешили? Будете вместе с Софочкой помещаться?

– Нет, Алексей Прохорыч, я отдельно буду жить. Мне так удобнее.

– Да, конечно! Отдельно куда удобнее. Отдельный человек – сам себе голова.

– И вы, Алексей Прохорыч, поможете мне переехать.

– Это со всем удовольствием. А только о чем же вы плачете, Елизавета Никитична?

– Нет, я совсем не плачу… Вам показалось. Что-то в глаз попало.

– То-то! А то что же это было бы. Отдельно жить собирается, а сами плакать принялись.

V.

В городе не было того снега, что Лиза видела на полях во время дороги и вид которого направлял ее мысли к безнадежному успокоению. Положение ее было, конечно, не особенно надежным, но спокойствия в нем не было нисколько. Алексей Прохорыч вспомнил название гостиницы, где всегда останавливался покойный Лизин отец, и отыскал не без труда ее, не сообразив, что с тех времен (а прошло уже добрых четверть века) и гостиница из видной и солидной обратилась во второразрядное и подозрительное пристанище, да и потом, что прилично молодому гулящему холостяку, не всегда подходит девушке одинокой, девушке в Лизином положении.

– Что-то очень долго мы едем, Алексей Прохорыч, наверное ли вы знаете, что эта гостиница еще существует и мне будет в ней спокойно?

– На этот счет будьте уверены, и вот сейчас налево за углом она и будет, дом-то я отлично помню, если его только не перестроили, на парадной и доска с подписью вывешена.