Несобранная проза

– Ну, вот видите. На десять рублей трех дней не проживете, а там я, конечно, не говорю, что будут от радости на стену лезть, но вас не прогонят, и место вам найдется. А то ведь это что же? Я чуть не заплакал, как вы от тетушки вышли. Их, конечно, винить нельзя, но уж очень обидно. Ведь вы думаете, почему они вас удалили?

– Тетя мне объяснила.

– Ну что там объяснила! У самой дочки-то уроды, а замуж их нужно выдать. Вот и побоялась, как бы Пелагеина у них женихов не перебила. А я смотрю да радуюсь – вот как наши смоленские, на всех языках могут.

– Я тут на одного человека надеялась. Наверное, придется это оставить.

– На какого человека-то? На дяденьку, что ль, какого?

– Нет, на одного знакомого молодого человека. Он студент.

– Лизанька, ангел мой! Да что с тобой! Нашла на кого надеяться. На чужого молодого человека, да еще на студента. Нет, это надо бросить!

– Он человек богатый и говорил, что любит меня.

– Все может быть! А кто ж тебя не полюбит. Особенно, что он считал, что ты богатая невеста – деньги к деньгам, а как увидел, что пошло шатание, так и за кусты, – первое дело.

– Да я и сама так решила. Так просто вспомнила.

– А теперь, Лизанька, я пойду. Барыня еще хватится. Ты тут останься, отдохни с дороги, а завтра утром и отправляйся к Петру Антонычу, я тебе адрес оставлю. Или, может быть, хочешь, чтобы я раньше предупредил?

– Нет, я лучше просто приду, не предупреждая.

– И по-моему так лучше.

Лиза встала, чтоб проводить старика, но тотчас снова опустилась на диван.

– Господи! Что это? – прошептала она, озираясь.

– Да вы, княжна, не трудитесь провожать меня. Сам найду дорогу.

– Да я… да я… совсем встать не могу.

– Это пройдет. Это от испуга в ноги бросило.

– От какого же испуга?

– Ну, как же! Летела сюда, как пташка веселая, и вдруг такой прием, да я еще, старый дурак, разболтался.

– Нет, это ничего. Действительно, это от волнения. Я лягу.

И Лиза, опираясь на плечо старика, волоча ноги, прошла три шага до кровати.

– Теперь идите, Алексей Прохорыч, я не забуду вашей услуги.

– Да как же не услужить! Не чужие! Наши смоленские.

Как только Алексей Прохорыч вышел, Лиза с трудом разделась и потушила свет, но не могла уснуть, думая, что она видит связный и неприятный сон, полный жалких приключений, и даже шаги по коридору, звонки, к ночи все более частые, и запах серого мыла от толстых наволочек, не могли ее уверить, что это не сон, что она – княжна Лиза, приехавшая только сегодня и которая завтра должна увидеть свою мать, за которую она с детства привыкла молиться как за умершую маму Полю.

VII.

Проснувшись, Лиза еще более могла счесть вчерашний день за сновидение, но нет – тусклый свет проходил сквозь пожелтевшие и подмоченные снизу шторы, убогая обстановка еще более была заметна, а на столике у кровати лежала бумажка, на которой каракулями был изображен адрес ее матери. Матери? Ну что же, она будет продолжать свое печальное сновидение, будет читать тоскливую повесть собственной жизни! Лиза несколько раз перечла строчки, оставленные вчера камердинером, но вставать ей не хотелось. Гостиница ей тоже сегодня показалась подозрительной и грязной. Не может быть, чтобы все гостиницы были на нее похожи, это какая-то специальная. Пробыть чуть дольше, и сама станешь какой-то захватанной.

Пелагея Ивановна жила у Покрова. Лиза не знала точно, где это, и снова, как и вчера, удивилась, что ее везут куда-то на край света.

Дверь была не заперта, и прямо с лестницы попадали в мастерскую. Она была довольно чистой и даже веселой, несмотря на сумрачный день. Три окна, стружки, поставленные доски, станки, готовые неполированные столы и стулья придавали негородской вид большой комнате, но Лиза показалось странно и тесно. Особенно ее поразило, что потолок был так низко.

Мальчик спросил, что ей угодно, принимая ее, очевидно, за заказчицу.

– Мне нужно видеть Петра Антоновича.

– Хозяин ушел, может мастер принять заказ.

– Я не с заказом, я их знакомая. Может быть, Пелагея Ивановна дома?

– Хозяйка дома, пройдите.

– Лучше позовите ее сюда, если можно. Мальчик посоветовался с мастером, который, дав ему подзатыльник, прошел в соседнюю комнату. Мальчишка, недружелюбно поглядывая на гостью, засопел над станком. Наконец, молча сунул Лизе некрашеную табуретку и снова принялся за работу. Часы с розанами махали маятником против окон.

Лиза смотрела на двери, будто решалась ее судьба. Двери открылись, но это был вернувшийся мастер.

– Сейчас, – сказал он Лизе и снова дал мальчику подзатыльник.

Лизе становилось все тоскливее. Но вот двери снова открылись, и вошла совсем еще молодая женщина с ребенком на руках. Она посмотрела на посетительницу, прищуривая свои, очевидно, близорукие глаза.

– Спрашивали меня?

Голос у нее был обыкновенный, не высокий и не низкий, немного пришепетывала. Как прежде Лиза смотрела на дверь, так теперь не спускала глаз с лица этой женщины.

– Пелагея Ивановна?

– Да, это я. Мне сказывал Мирон, что вы меня спрашиваете.