Ринате скоро ложиться в больницу. Что будет с Пешеходом, пока неясно. Решили искать человека, который будет с ним жить. Требования простые: молодой, сильный и психически устойчивый мужчина, который найдёт с Антоном общий язык, которому Рината и Люба смогут полностью доверять и который согласится жить с тяжёлым взрослым аутистом в течение неопределённого времени.
Пешеход сегодня сказал: «Испеки блины тут жёлтые».
– Ты меня с тётей Любой не путаешь, а?
Антон её очень ждёт.
Когда она приезжает и разговаривает на кухне с Ринатой, он выходит к ним минут на пять, а потом снова скрывается в своей комнате. Сильные чувства, даже радость, быстро его утомляют. Он хочет быть один, но знать, что в любую минуту может подойти к человеку, которого любит.
Антон очень изменился. Он гораздо охотнее общается с людьми, меньше кусает руку, пишет уже не слова, а предложения. Но главные изменения, которые происходят с Пешеходом, трудно передать словами. У него стало совсем другое лицо.
Но тем острее вопрос: а что дальше? Пешеход делает первые попытки выбраться из скорлупы, которая много лет защищала его от мира, но мир-то вовсе не горит желанием принять Пешехода. Однажды Антон увидит свою жизнь не изнутри, а так, как видим её мы: хождение взад и вперёд по комнате, исписанной зеркальными словами. И кто знает, что он тогда почувствует?
Лакированная завуч сказала: «Наше учреждение Антону не подходит».
Место, которое ему подойдёт, можно обозначить двумя словами: понимающий мир.
Съёмки Любиного фильма.
Снимали, как мы с Пешеходом пишем предложения, а потом как он идёт по улице вдоль длинного забора. Мы не были уверены, что он согласится идти один, поэтому сначала я и Пешеход прошли необходимый для съёмки путь вместе. А потом Антона попросили дойти до конца забора в одиночку. Он шел, время от времени оглядываясь на меня, а я медленно шагала за машиной, в которой ехала Люба с оператором, и кивала: «да, да, молодец… иди…»
Потом мы снова шли вместе: под железнодорожный мост и дальше по проспекту Славы, «во-он до того столба». Антон целеустремлённо шагал, я еле за ним поспевала. Недаром он Пешеход. Интересно, думала я, как далеко он может уйти, если его не останавливать и не догонять? А его побеги – они откуда-то или куда-то? Есть ли у него представление о цели своего пути? Может быть, никакого пути нет, а есть хождение взад-вперёд, только без стен? А может быть, единственное, что стоит делать – это идти с Антоном, и тогда мы наконец придём туда, куда нужно. Когда мы всё-таки вернулись, оператор странно посмотрел на меня: «Я же вам сказал, во-он до того столба, а вы чуть не до Москвы дошли!»
Мы прекратили поиски человека, который будет жить с Антоном, пока Рината в больнице. Всё неожиданно поменялось, но я об этом напишу позже, когда узнаю точно. Сегодня у нас с Антоном было последнее занятие. Мы писали сочинение про кран. Антон сам предложил такую тему. К сожалению, я не догадалась переписать это сочинение, помню только, что на кране работает дядя Борян, который ест жареную картошку. Дядя Борян хороший, потому что он «уже друг».
Я больше не чувствую между нами отчуждения. Антон сидит рядом, время от времени обнимает меня за плечи и улыбается своей прекрасной улыбкой – такой непохожей на прежнюю, механическую. А я думаю: как же так – я не приду сюда в следующий понедельник, и не будет больше квадратных прогулок по району и походов в магазин за «соком тут вишнёвым», и не будем мы сидеть в комнате, разрисованной зеркальными словами, и некому будет вымогать у меня «ручку синюю».
– До свидания, Антон.
– До свидания тут рядом Маша.
Дорогая Саша!
Прости, что не писала давно. Вчера ездила в деревню «Светлана». Такие деревни, где вместе живут взрослые люди с нарушениями развития, волонтёры и педагоги, – это целое движение, называется оно английским словом, которое переводится как «лагерь на холме». Деревня в самом деле на холме.
Я поехала в «Светлану» потому, что там сейчас наш Антон Харитонов.
Мне понравилось. Ферма, натуральное хозяйство, ребята сами ухаживают за животными, пекут хлеб, делают сыр, масло и сметану, валяют войлок, готовят еду и т. д. Волонтёры и педагоги (не знаю, правильно ли их называть волонтёрами и педагогами, там они как-то все вместе) очень хорошие, вообще там прекрасная атмосфера.
В домах невероятно уютно, стены обшиты деревянными панелями, везде картины, цветы, разные прекрасные старые вещи. Все решения принимаются советом деревни, который собирается в библиотеке, где на столе стоят большие песочные часы.
Кормят очень вкусно! Сейчас пост, поэтому блюда овощные и молочные.
Я всё посмотрела: и пекарню, и маслобойню, и хлев, и свинарник, и мастерские. На трапезу жители деревни собираются по звуку колокола, садятся за длинный стол и зажигают свечу.
Потом читают молитву – не православную, не католическую, просто благодарят Бога за хлеб. Никто, даже маленькие дети, не встаёт из-за стола до того, как погасят свечку.