Несвятые святые женщины

Открылось это так. Уже давно матушка-игуменья собирала деньги, привлекая щедрых жертвователей, на построение нового летнего храма и на расширение и ремонт келий. Вся ее жизнь уходила на заботы о сестрах и о церковном благолепии. И вот наконец ее давняя мечта смогла осуществиться: капитал, собранный в течение двух десятков лет, дошел до такой значительной цифры, что можно было смело приступить к постройке. Начали со слома ветхой каменной церкви и деревянных корпусов с тесными, холодными и неудобными кельями. Горы мусора, кирпича и гнилых бревен завалили весь двор с бесчисленными могилками, раньше украшенными цветами и памятниками. Дошла очередь и до беседки, в которой жила и скончалась Настя.

Все знали покойницу, и ее старое жилище стали ломать осторожно и тихо, как бы боясь нарушить ее покой, уважая память «рабы Божией», как говорили между собой рабочие.

– Кто ее знает! Может, и вправду святая была!..

– Нет, юродивая!.. Мало ли их!

– Не говори, парень! Таких поискать! Ведь и зиму, и лето она жила тут! Попробуй сам поживи! Небось, не выдержишь, на печь запросишься, даром что мужик!..

И все смолкали и тихо, без прибауток, острот и песен, продолжали ломать беседку.

– Смотрите, что это такое? Сверток бумаги! Наверное, кто-то обронил! Не подрядчик ли? Он тут прохаживался.

Найденный сверток отнесли матушке Анне, казначее, которая следила за порядком и которую мужчины, работавшие на монастырском дворе, сразу приняли за строгое начальство.

– Это что же такое, матушка? В беседке нашли, за плинтусом застряло. Может, кто-то потерял?

Зоркая Анна так и ухватилась за находку. «У Настеньки нашли!.. Не это ли она писала?» – подумала она и, забыв всякую субординацию, сама, без благословения игуменьи, развернула бумагу и с трудом прочла: «…Прошу молиться обо мне, грешной, и о моих родителях Иване и Пелагее…» Затем следовало какое-то слово, очевидно, фамилия, которое разобрать уже было невозможно.

Бумага была серой, с пятнами от сырости и долгого лежания, слова были нацарапаны неразборчиво и безграмотно. Бедная, неученая Настенька и это-то едва осилила написать!

Мать Анна завернула все опять в старую бумагу и понесла находку настоятельнице.

Игуменья была занята с подрядчиком и архитектором. Отпустив их, она выслушала мать Анну.

– Настенька!.. В ее беседке нашли, говоришь? Ну-ка дай сюда!..

И стала читать. Последнее слово она тоже не разобрала.

– Постой-ка… есть у меня стекло такое… Один купец подарил, спаси его Бог! Когда читаю мелкое, всегда его беру! Так отчетливо все вижу!..

Матушка приложила лупу и с трудом, но прочла:

– Ивана и Пелагею… Бе-лу-гин… Белугины! Так Настя Белугина была! Купцы такие были из нашего города… Знала, как же! Так вот оно что! Богатые были! А дочь-то!.. В холодной беседке, в нашей обители окончила свои убогие дни!.. Подвиг, мать Анна! Великий подвиг на себя приняла Настя!

И обе матушки повздыхали, помянули с благоговением умершую и разошлись.

Узнав, кем была Настенька, весь монастырь, который быстро облетела молва о найденной записке, еще более заинтересовался: «Богатая купеческая девица бросила все – дом, богатство – и стала юродивой Настей?» Но ответа так и не нашли.

Когда убрали все во дворе, сделали закладку церкви. Приехали архиерей, губернатор, именитое купечество, положили первые камни, доску с надписью о времени постройки нового храма, отслужили молебен с водосвятием. И закипела работа…

Один из каменщиков неожиданно обратился к соседу-рабочему:

– Смотри-ка, дядя Никита, что за оказия? Вон на бугре каждый день замечаю: голубей-то сколько! Корма, что ли, им там насыпают монашки?

– Настенькина могилка там, вот голуби и прилетают! – объявила проходившая за водой к колодцу старая монахиня Филарета. – Была такая здесь… Настенька, Божий человек! Голуби около нее так и кружились, любили ее… Она их кормила… А теперь, как умерла она, и воркуют, и летают около ее могилы!..

– Она из монахинь, значит, была? – спросили каменщики.

– Нет, купеческого рода, Белугина, из уездного города, откуда наша матушка игуменья родом…

– Белугины! Действительно, был у нас купец Белугин! – сказал каменщик Никита. – Большие деньги имел, дома, фабрику…

– Как его звали, не помнишь? – спросила монахиня.

– Как не знать? Еще мой отец у него служил на складе… Самовары там и всякие медные приборы… Иван звали!

«Иван!» – мысленно воскликнула монахиня. Она была дружна с матерью Анной и от нее раньше всех узнала, что отца Настеньки звали Иваном.

– А как он разбогател-то?

– Э, такое ему счастье вышло! – усмехнулся Никита. – Кто говорит – счастье, кто – грех один! Дело темное…

– Расскажи… Вот как пройдет подрядчик, ты и расскажи в кратких словах! – попросила мать Филарета.

– Да что мне подрядчик? Я и так расскажу, потому что я своего дела не упущу, а разговаривать мне никто не может запретить!

Монахиня присела на груду камней и выслушала рассказ каменщика про то, как разбогатели два брата, Иван и Петр Белугины.