Несвятые святые женщины

Но Маля уже не чувствовала голода. Ей хотелось еще раз повидать маленького Боженьку в яслях, и она робко заикнулась об этом.

– Теперь живые картины уже кончились, моя девочка, – ласково отвечала ей дама и погладила по головке маленькую арфистку, – теперь приютские детки будут разбирать елку и смотреть волшебный фонарь.

Так вот что это было. Живая картина в честь Рождества Христова. Живая картина в детском приюте.

А она, Маля, приняла Младенца, лежащего в яслях, за Живого Боженьку Христа.

Теперь она счастлива. С того рождественского сочельника ей не надо ходить по дворам, как раньше. Ее приняли в приют. Маля теперь ведет новую, довольную и счастливую жизнь. Работая наравне с воспитанницами приюта, она в свободные часы под руководством учительницы занимается уроками пения и игры на арфе.

У нее большие способности к музыке, и попечительница обещала девочке заняться ее карьерой и поместить ее в одну из лучших музыкальных школ.

И звездочка Малиного счастья разгорается с того памятного сочельника все ярче и ярче.

Груня Богоданная

Народ говорит: жена добрая, домовитая во сто крат ценней золота. Правду эту Иван Григорьич испытал на себе. Хозяйка у него молодая и такое сокровище, что дай бог всякому. Свежая, здоровая, пригожая, Аграфена Петровна вот уж пятый год замужем. И хоть Иван Григорьич вдвое старше ее, она любит седого мужа всей душой, денно и нощно благодаря Создателя за счастливую долю.

Ясное, веселое лицо Аграфены Петровны верней всяких речей говорило, что нет у нее ни горя на душе, ни тревоги на сердце. Тихо и мирно проходила жизнь этой любящей и всеми любимой женщины. Всегда спокойная, невозмутимая, солнцем сияла она в мужнином доме, и везде ей были рады. Куда ни войдет, всюду принесет мир, согласье и веселье. Рядом с ней и мрачные старики юнели и, будто сбросив десяток годов с плеч, становились мягче, добрей и приветливей. Никогда не слышно было о ней пересудов и злых попреков. Как достигла Аграфена Петровна такого влияния на всех знакомых, она сама не знала, и другие не ведали. Как-то само собой выходило.

– Такая уж молодица: от бога ей дано, – говорили соседи, когда спрашивали у них, отчего при жене Заплатина ни злословить, ни браниться и ничего недоброго никто сделать не может.

Росла она круглой сиротой, но Божий покров всегда был над нею. Не довелось Груне отведать горечи сиротской доли. С младенческой колыбели до брачного венца никогда не знала она ни бед, ни печалей, а приняв венец, рай в мужнин дом внесла и царила в нем.

Но совсем без горя и печалей, что без греха, человеку не прожить. И над Груней, еще девочкой, внезапно разразилась беда. Пришлась бы она ребенку не по силам, если б не нашлось добрых людей, что любовью своей отвели грозу и наполнили мирным счастьем душу девочки.

Отец ее был хоть не из великих тысячников, но все же достаток имел хороший и жил душа в душу с молодой женой, радуясь на подрастающую Груню. Ее одну из всех их детей сохранил Господь, и крепко любили родители свою белокурую дочку.

Как-то раз поехали отец с матерью на ярмарку, где у них была лавка. Взяли с собой и маленькую дочку. А год был тяжелый: холера на ярмарке валила народ. У Грунина отца в один день двое молодцов заболело, отвезли их в больницу. Прошел день-другой, отец с матерью заболели, их тоже в больницу отвезли. Одна-одинешенька среди чужих людей осталась в лавке девятилетняя Груня. За ней приглядывали торговки из соседних лавок. Но она убежала и целый день бродила по незнакомому городу, отыскивая больницу. Наконец, выбившись из сил, заночевала в кустах. Утром голодная девочка уже стояла и плакала у ворот больницы.

Сторожа не пропускали. Долго лежала она под солнечным припеком, громко рыдая и умоляя пустить ее к отцу с матерью. Груню гнали прочь от больничных ворот и говорили, что ни тятьки, ни мамки у нее больше нет, Бедная Груня от больницы не отходила.

Тогда взглянул Господь на сироту милосердным оком и послал к ней доброго человека.

Проведал ярмарочный торговец из-за Волги, что в одной лавке малый ребенок остался. Спросил у соседей, куда девалась сирота – никто не знает. Бросил свое дело добрый человек и стал разыскивать Груню. Отыскал ее у ворот больницы и взял сиротинку в свой дом. Воспитал наравне с родными дочерями. И за те семь лет, что прожила Груня под его кровом, всемеро увеличился его достаток. Из зажиточного крестьянина стал он первым богачом по всему Заволжью. То был осиповский тысячник, Патап Максимыч Чапурин.

Груня была ненамного старше дочерей Патапа Максимыча, с Настей и Парашей она сдружилась за эти годы. И так полюбилась она Патапу Максимычу и Аксинье Захаровне, что те считали ее третьей дочерью.

– Слушай, Аксинья, – говорил хозяйке Патап Максимыч, – с самой той поры, как взяли мы Груню в дочери, Господь, видимо, благословляет нас. Сиротка к нам в дом счастье принесла, и я так думаю: что ни подал нам Бог, – все за нее, за голубку. Смотри же у меня, все под Богом ходим, коли вдруг пошлет мне Господь смертный час и не успею я устроить Грунино будущее, ты ее не обидь.