Читаем Нет мира в конном мире (СИ) полностью

Но вернемся к виноделию... Дробленый виноград перегружался в чаны, где сок бродил вместе с мездрой, а когда вино отцеживалось в бочки, из забродивших вино­градных шкурок и косточек в каждом дворе гнали чачу или виноградную водку. Это трудоемкий и длительный


процесс. Надо поддерживать постоянный огонь под са­могонным аппаратом, чтобы он не остыл. Мама сутками дежурила у этого костра, по капле нацеживая то, что по­том целое лето потребляло наше отдыхательное братство. Чачей расплачивались с работниками, ею давали взятки, ее употребляли и как горячительный напиток, использо­вали для растирания больных с высокой температурой, шла она и для приготовления настоек. Виноградная водка должна была гореть, если поднести к ней спичку. Тогда она считалась хорошей.

У нашей бабы Клавы был характерный краснодар­ский "говор" -- соседнюю молочную ферму она назы­вала "хирма", ежедневную газету "звестия", в которой было два "кзимпляра". Так Клавдия именовала газетный разворот. Старуха часто читала мемуары маршала Жуко­ва и пила чай из стакана с серебряным подстаканником, какие носят в поезде проводники. Помнится ее скрипу­чий голос: "Аля, слушай маму". Это означало: "Слушай­ся маму".

В интригах баба Клава была настоящая мастерица. В ход шли разнообразные уловки -- мнимый сердечный приступ, стычки с соседями, и даже наглая дезинформация, лишь бы мы поскорее выкупили ее вторую половину дома. Когда во­прос с домовладением решился окончательно, наше семей­ство вздохнуло с облегчением. Отец поправился и окреп на целебном абхазском воздухе, И захотел произвести на свет наследника. Вскоре наше семейство пополнилось двумя очаровательными сестренками-близнецами, а потом и еще двумя незапланированными девочками. Пятерых девок надо было где-то размещать, поэтому отец затеял строительство нового дома. Взялся он за дело с жаром, присущим всем энергичным дилетантам, но то, что в итоге оказалось по­строено, домом назвать можно было с большой натяжкой. Строительство шло без проекта, по эскизу, потому было много недоработок и несостыковок. Но какая-никакая кры­ша у нас над головой была, и жизнь продолжалась.


Когда же дело дошло до устройства новой беседки для винограда, отец насмешил всех наших соседей. Он сварил из труб огромные арки, метра по три высотой и закинул на них виноградные лозы. На вопрос соседей:

-- Женя, а ты как виноград-то с такой высоты соби­рать будешь? -- он гордо ответил:

-- Привешу люльку и буду в ней кататься.

Надо ли говорить, что люлька так и не была привеше­на, и сбор винограда каждую осень превращался в верхо­лазание.

В сентябре я отправилась в четвертый класс. Формаль­но школа была русской, то есть преподавание велось на русском языке, но с обязательными уроками грузинского языка и истории Грузии. Класс собрался интернациональ­ный -- русские, армяне, грузины, мингрелы, греки, эстон­цы, украинцы и, конечно, абхазы, коренное население. Мальчишек -- хулиганистых и задиристых, оказалось значительно больше. Девочки -- все на подбор воспита­ные, учились старательно, но слабо. Они бродили на пере­менах, разбившись на кучки по национальному признаку -- армянки с армянками, мингрелки с мингрелками.

Русские общались понемногу со всеми. Самыми степен­ными и трудолюбивыми были эстонцы. В округе находи­лось два села -- Сальме и Сулево, сохранившие эстонский язык, жизненный уклад и традиции. Несколько сот лет на­зад предки нынешних эстонцев пришли в благодатный край из холодной Эстонии. И умудрились не смешаться с мест­ным населением. Светловолосые, спокойные и сдержанные, эстонские дети прекрасно учились и были образцовыми по­мощниками по хозяйству для своих родителей. Они доили коров и торговали фруктами на базаре, как взрослые.

Я сразу оказалась в нашей школе на особом поло­жении. Лавры "ленинградской девочки" свалились нежданно-негаданно на мою голову и, надо признать­ся, очень мне понравились. Они привлекали к моей пер­соне повышенное внимание и требовали быть первой.


Лучшей. Впрочем, скоро нашлись и завистники. Стар­шеклассницы непонятно за что дразнили меня "ленин­градской крысой". Потом они разобрались, что я нор­мальная девчонка и даже принесли свои извинения. Но поначалу было очень обидно.

Я попробовала учиться на пятерки и быстро оценила преимущество быть отличницей. Учиться стало легко и приятно. Защищая честь школы на олимпиадах и слетах, я объездила всю республику, участвуя в школьных меро­приятиях. Именно благодаря своей школьной активности я посетила самые отдаленные уголки Абхазии -- побыва­ла в Сухуми, Очамчири, Тбилиси. Родители же, занятые домом и бытом, никуда не выбирались из села.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь
Жизнь

В своей вдохновляющей и удивительно честной книге Кит Ричардс вспоминает подробности создания одной из главных групп в истории рока, раскрывает секреты своего гитарного почерка и воссоздает портрет целого поколения. "Жизнь" Кита Ричардса стала абсолютным бестселлером во всем мире, а автор получил за нее литературную премию Норманна Мейлера (2011).Как родилась одна из величайших групп в истории рок-н-ролла? Как появилась песня Satisfaction? Как перенести бремя славы, как не впасть в панику при виде самых красивых женщин в мире и что делать, если твоя машина набита запрещенными препаратами, а на хвосте - копы? В своей книге один из основателей Rolling Stones Кит Ричардс отвечает на эти вопросы, дает советы, как выжить в самых сложных ситуациях, рассказывает историю рока, учит играть на гитаре и очень подробно объясняет, что такое настоящий рок-н-ролл. Ответ прост, рок-н-ролл - это жизнь.

Кит Ричардс

Музыка / Прочая старинная литература / Древние книги
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)

В предлагаемой вниманию читателей книге представлены три историко-философских произведения крупнейшего философа XX века - Жиля Делеза (1925-1995). Делез снискал себе славу виртуозного интерпретатора и деконструктора текстов, составляющих `золотой фонд` мировой философии. Но такие интерпретации интересны не только своей оригинальностью и самобытностью. Они помогают глубже проникнуть в весьма непростой понятийный аппарат философствования самого Делеза, а также полнее ощутить то, что Лиотар в свое время назвал `состоянием постмодерна`.Книга рассчитана на философов, культурологов, преподавателей вузов, студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук, а также всех интересующихся современной философской мыслью.

Жиль Делез , Я. И. Свирский

История / Философия / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги