Читаем Нет мира в конном мире (СИ) полностью

Конечно мне хотелось сбегать в гости к Ваньке, так зва­ли гнедого конька кабардинской породы, которого я когда-то встретила у магазина. Он стал совсем ручным и даже "гу­гукал", когда я приносила что-то вкусненькое. Одна беда - я еще на нем ни разу не покаталась. А так хотелось! Ванькин хозяин дядя Миша, объездчик виноградника, любил погар­цевать по поселку в старом казачьем седле. Меня в это сед­ло не пускали. Мало ли, еще упадет эта странная русская девчонка! Отвечай потом за нее. Но я не теряла надежды.

У моего отца было несколько "пунктиков". Один из них - приучать меня к труду. То есть все вещи, которые


мне хотелось иметь, я должна была заработать. Джинсы, кроссовки, дополнительные уроки английского. Я терла шкуркой детали машин, которые отец потом красил. Кры­ло стоило десять рублей. Капот -- пятнадцать. Заработан­ные деньги давали почти взрослую независимость, и это было здорово. Потому что отец любил повторять:

-- Ты ешь мой хлеб и должна делать, то, что я считаю нужным!

А так -- хотя бы джинсы не приходилось выпраши­вать, а потом за них благодарить. Именно тогда я поняла, что легче заработать, чем попросить. А потом работать стало так же естественно, как есть, спать, дышать. Это только сначала было обидно, что я надрываюсь в мастер­ской в то время, когда мои ровесники бегают в кино и играют в карты.

Тем временем случилось нечто, окончательно опреде­лившее мою профессиональную стезю. Началась химия. Не повезло мне чудовищно. Я почувствовала это сразу, увидев Плюмбу. Уже и не помню, как эту учительницу звали на са­мом деле. Все за глаза называли ее Плюмбой и громко смея­лись, когда она называла свинец по-латыни: "Плумбум".

Возможно я относилась к ней предвзято, но запомни­ла ее толстой приземистой коротышкой , "так-на-так", с носом картошкой и пронзительным визгливым голосом базарной торговки.

Не стесняясь в выражениях, эта самая Плюмба очень любила унижать учеников, особенно из небогатых и мно­годетных семей, понимая, что их родителям некогда бе­гать в школу разбираться. Она упивалась своей властью и часто опускала самооценку учеников ниже плинтуса. Меня она невзлюбила, увидев имя и фамилию в журнале.

-- Алевтина Адажий! Хренова аристократка, к до­ске!, -- взвизгнула она. И сразу же прицепилась к моему ответу. Так посвилась первая тройка. По химии.

Спокойная и комфортная жизнь в школе ушла в небы­тие. Теперь я готовилась к урокам химии по учебнику для


поступающих в вузы, тщательно зубрила и штудировала материал. И получала всегда одну и ту же оценку -- "удо­влетворительно". На свою беду, в начале года я "перешла дорогу" ее внучке Леночке -- в седьмом классе выиграла республиканскую олимпиаду по литературе. И теперь мне, а не плюмбиной внучке, досталось негласное и абсолют­но не нужное звание "первой девочки школы". Плюмба как-то заявила мне в "подсобке" своего кабинета, без сви­детелей, что я никогда не получу по ее предмету больше тройки, и что она обязательно испортит мне аттестат.

Тогда еще действовал конкурс аттестатов -- если средний балл не дотягивал до определенного, принятого в данном ВУЗе, то у выпускника документы в этот ВУЗ не принимали. С "тройкой по химии" пытаться поступить в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию выгля­дело отчаянной наглостью. Профессии зооинженера по коневодству обучали только там, ну еще в Алма-Ате. В Алма-Ату мне не хотелось.

Поэтому надо было подавать документы на фило­логический факультет, где профилирующие предметы -- английский, русский и литературу и история -- с которы­ми все у меня сложилось отлично.

Но аттестат-то надо было спасать в любом случае. У меня произошел серьезный разговор с директором На­деждой Ивановной, которая хорошо относилась к моим успехам на олимпиадах и конкурсах. Пожилая директри­са была, конечно, в курсе истории с химичкой. Плюмба грозилась уволиться, если Надежда Ивановна вмешает­ся в учебный процесс, поэтому мой вопрос на должном уровне решить не удалось.

-- Ты же умная девочка, ну так и найди к ней под­ход, -- предложила директор.

Подходы были испробованы разные - от попытки проигрыша районной олимпиады по литературе плюм­биной внучке Леночке (не удался по причине бездарного сочинения, написанного самой Леночкой) до банальных


подношений цветов и конфет по случаю дня рождения, дня учителя и восьмого марта. Ничего не помогало. "Го­рел" мой аттестат, и его надо было срочно спасать. Ситуа­ция оказалась тупиковой.

И вот тогда меня в первый раз посетил Рафаил. Да-да! Мне приснился самый настоящий ангел. С белыми кры­льями и печальными темными глазами. Выражался он очень странно, медленно и туманно. Видимо, так говорят все ангелы.

-- Бесполезны твои переживания. Но ты можешь бо­роться и победить... -- величественно изрек ангел и уле­тел. Я все думала над его словами и не могла понять их смысл. Как может бороться школьник с учительским про­изволом? Но против одной силы всегда находится другая. И я решилась на отчаянный шаг -- пригласила на школь­ный экзамен по химии районную комиссию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь
Жизнь

В своей вдохновляющей и удивительно честной книге Кит Ричардс вспоминает подробности создания одной из главных групп в истории рока, раскрывает секреты своего гитарного почерка и воссоздает портрет целого поколения. "Жизнь" Кита Ричардса стала абсолютным бестселлером во всем мире, а автор получил за нее литературную премию Норманна Мейлера (2011).Как родилась одна из величайших групп в истории рок-н-ролла? Как появилась песня Satisfaction? Как перенести бремя славы, как не впасть в панику при виде самых красивых женщин в мире и что делать, если твоя машина набита запрещенными препаратами, а на хвосте - копы? В своей книге один из основателей Rolling Stones Кит Ричардс отвечает на эти вопросы, дает советы, как выжить в самых сложных ситуациях, рассказывает историю рока, учит играть на гитаре и очень подробно объясняет, что такое настоящий рок-н-ролл. Ответ прост, рок-н-ролл - это жизнь.

Кит Ричардс

Музыка / Прочая старинная литература / Древние книги
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)

В предлагаемой вниманию читателей книге представлены три историко-философских произведения крупнейшего философа XX века - Жиля Делеза (1925-1995). Делез снискал себе славу виртуозного интерпретатора и деконструктора текстов, составляющих `золотой фонд` мировой философии. Но такие интерпретации интересны не только своей оригинальностью и самобытностью. Они помогают глубже проникнуть в весьма непростой понятийный аппарат философствования самого Делеза, а также полнее ощутить то, что Лиотар в свое время назвал `состоянием постмодерна`.Книга рассчитана на философов, культурологов, преподавателей вузов, студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук, а также всех интересующихся современной философской мыслью.

Жиль Делез , Я. И. Свирский

История / Философия / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги