Нет мира в конном мире (СИ)

В присутствии проверяющих Плюмба изменилась до неузнаваемости Корректна, дружелюбна. Просто мать родная! Мне была поставлена на экзамене совершенно справедливая пятерка, которая вкупе с тройкой за год дала в аттестате четыре. Это была первая в моей жизни настоящая победа над несправедливостью. Так я научи­лась бороться и идти до конца, если есть, конечно, благо­родная цель.

Но,учитывая отсутствие гарантий, что я все-таки вы­тяну химию, мне, скрепя сердце, все-таки пришлось два последних года готовиться на иняз. К тому же в Москве у нас не было никаких родственников, а в Питере меня ожидала родительская квартира. Родители стояли непре­клонно -- поступаешь в Ленинграде. Мечту о коневод­стве пришлось оставить. На какое-то время...

И общение с лошадью тоже.

Хозяин местного конечка был очень обеспокоен без­заветной привязанностью, которую его Ванька питал ко мне за горбушки и морковки с нашего огорода. Конь бе­

жал ко мне, завидев издалека. Он терся о мое плечо грива­стой головой и выпрашивал вкусные кусочки, протягивая ножку. Он любил, когда ему чесали затылок и стоял, бла­женно закрыв глаза. Ванька тыкался горбоносой головой мне в живот, совсем легонько -- заигрывал. Жаль только, что хозяин редко приводил его с виноградника к себе до­мой.

В один "прекрасный" день Ванька был сослан на ви­ноградник окончательно, и мы совсем перестали видеть­ся. Я не смогла даже попрощаться с ним, хотя успела уже сесть в седло. Хозяин коня все-таки разрешил мне на нем покататься.

Казачье седло снабжено мягкими кожаными поду­шками, сидеть в нем оказалось удобно, только стремена, конечно, пришлось подтянуть покороче. Сидеть было вы­соко, а ехать быстро очень тряско, но я смогла ощутить то бесконечное счастье, которое дает единение с конем, и, возвращаясь домой, несла его в себе, стараясь не рас­плескать.

Каждый раз, подходя к повороту улицы, где жил Вань­кин хозяин, я вглядывалась вдаль, не мелькнет ли вдали темно-коричневая фигурка? Но она не появлялась. Вань­ка был далеко.

Отплясав на выпуском вечере, на следующий день я уже спускалась по трапу адлеровского самолета и вдыха­ла питерский воздух. И поняла: я дома. Абхазия оказалась только перевалочным пунктом на моем жизненном марш­руте. Родиной был Ленинград. Перед отъездом я изрядно удивила отца:

-- Помогать мне не нужно. Сама справлюсь. Больше не хочу есть твой хлеб, буду зарабатывать свой.

Г Л А В А 2

Ленинград встретил меня влажным холодом. Лето в тот год было удивительно холодным. Низкое свинцо­вое небо, Нева цвета мокрого асфальта и для контраста -- бирюзовое здание филологического факультета, точ­но дорогая брошка на сиротском платье. Неделями шли дожди. А когда их не было, с неба все равно сочилась про­тивная морось. Каждый день всего плюс четырнадцать-шестнадцать. Я постоянно мерзла и куталась в теплую кофту.

А конкурс аттестатов действительно отменили! Те­перь можно подавать документы в любой ВУЗ. Красота!

На ум пришли туманные слова ангела. Выходит, прав был Рафаил. Моя отчаянная война с Плюмбой оказалась совершенно напрасной. Или нет, не такой уж напрасной, в результате я приобрела не очень пока понятный опыт. Опыт борьбы и достижения результата. Родители, как бы сильно я ни старалась, неизменно были мной недоволь­ны. А тут у меня получилось! Получилось! Свобода!

Документы были поданы на английское отделение филологического факультета ЛГУ, на дневное. На экзаме­нах я провалилась. Затем поступала туда же на вечернее, и снова провалилась. Качество обучения языкам в сель­ской школе не шло ни в какое сравнение с уровнем подго­товки абитуриентов из языковых спецшкол Ленинграда. И я пошла на подготовительное отделение.

Приходя туда на занятия, я каждый раз открывала тя­желые дубовые двери филфака и благоговейно думала:

-- Я буду ЗДЕСЬ учиться.

У меня появились репетиторы -- преподаватели уни­верситета, которые точно знали, что от меня потребуется

на вступительных экзаменах. Самая колоритная -- Ма­рина Андреевна -- сухопарая пожилая женщина, похо­жая на маленькую суетливую птичку. Она не выговарива­ла, наверное, добрую половину букв алфавита и забавля­ла учеников сентенцией:

-- Бавыфни, бавыфни! Вот ефли вы неудацно выдите замуф, то вы мовете вазвестифь. Но ефли вы пофтупите в инфтитут, а не унивефситет -- вы с вафим дипвомом уфе никуда не вазведетесь!