Брюс вдруг улыбнулся, становясь разом далеким и недоступным.
Джокер переступил с ноги на ногу, не подозревая, насколько сильно искажена реальность в его глазах. Он полагал, что это хитрость. Но было ли что-то прекраснее его внимания? Даже если он рисковал сломать этого удивительного черного рыцаря, все равно.
- Правда?
- Возможно.
Они помрачнели, не желая снова рушить систему ценностей, невидимо опутывающую их подобно тонкой паутине, к тому же отяжеленной противовесами.
Но покорность может обернуться презрением, даже ненавистью. Отчуждением.
- Мне бы хотелось, - подлый герой сделал мерзкую паузу, проводя рукой по своим черным волосам, - узнать название твоего одеколона.
Джокер захихикал, сраженный, но все еще пытающийся держать себя в руках.
- Ты себя слышишь? Кого это интересует?
- Меня.
Он вдруг оказался сверху, Брюс допустил его туда. Но теперь он не знал, что с этим делать: не умел просчитать такое - откровенность, самоусмирение.
- Я не пользуюсь. Только мыло. Пятьдесят центов за четыре куска. А знаешь, что меня интересует?
Брюс выпрямился.
- Что?
- Что будет, если я сейчас опущусь пе…
- Джокер. Хватит. Ты меня не понимаешь.
- Неужели? Проверим?
Эта идея была чертовски плохой. Но может он себе раз в жизни позволить…
Что? Что позволить?
Но не было возможности больше медлить и Брюс шагнул вперед.
- Ты же знаешь, что не прав. Просто дай тебе помочь, оставь свои глупости. Ты сам…
Он шагнул еще ближе, и не смог удержаться от влечения к нему даже на такой серьезной ноте: протянул руку, коснулся его плеча, словно подбадривая друга…
Это смешно. У него не было друзей. Ни одного, уже много лет.
Джокер молчал с непроницаемым лицом, словно не слышал его и ничего не чувствовал. Брюс улыбнулся: разумеется, он же психопат. Он не может, просто не способен.
Это было не важно.
- И я уважаю тебя. Ты мне… - он замялся - что он несет? Что он хотел сказать? Что он ему? - Можешь стать другом, верно?
Только друзьям не пытаются насильно всунуть язык в рот. Разлизать шрамы, почувствовать вкус слюны, остро прогладить спину…
Брюсу стало мерзко, его охватило множество чувств: жалость к себе и к нему, тяжелая, темная похоть; чистая, горячая радость…
- Ты просто нечто, Брюс Уэйн. Я сейчас проглочу свою бритву! - вдруг заговорил Джокер, сам от себя не ожидавший сейчас очередной шутки: совершенно непонятный момент требовал активных подсчетов, а он развлекался, как дурак.
- Удержи свои остроты в пристойном месте, и постарайся не сдыхать, ладно?
- Ладно. Почти без проблем.
Джокер снова отер губы, посмотрел куда-то в сторону и вдруг оказался рядом, оглядывая его кругом.
- Мне нравилось, когда все было проще. Не могу вспомнить, почему я дал себя поймать. Запереть. Зачем? Глупость какая. Я мог бы расковыривать твои раны те два года. - Его глаза, бегающие по комнате, остановились и изучили реакцию на это неуместное признание.
- Мог бы. - не стал отталкивать его Брюс, хотя не считал, что раньше было проще.
- Энцефалит. Не могу много вспомнить. Почти ничего. Или все помню, и слишком хорошо, - Джокер тревожно задрожал.
- Ты все еще болен…
- Болен: у тебя есть моя карта, вот что за болезнь. Но это… Не могу вспомнить только про начало. Иногда помню место…
Он вдруг замолк и расслабил плечи. Брюс уже понял, что и правда, кружение в вихре опасностей было бы для них идеальными условиями.
Можно было приближаться - так остро - отдаляться, может даже они схватились бы на смерть?
Всегда быть этом состоянии: гнев, ненависть, небывалая близость, готовность причинить боль, готовность принять ее.
Но такая жизнь закончится трагедией. Он представил себе какой-нибудь склад - вроде того рыбного, где он, затаившись, впитывал прикосновения его пальцев. Место, похожее на те, где он рискует жизнью просто потому, что это забавно. Джек, которого покидает жизнь - пуля в голову, бам! Самоубийственная шутка…
Он приблизился к Джокеру, почти прижимаясь к его груди. Мысль о подчиненном положении полоснула, как лезвие, и если бы продлилась, то могла бы, наверное, оскопить его.
Есть предел и для этого человека? Джокер чувствует то же самое? Ему так тяжело?
Они были совсем рядом.
Это было не слишком любезно с его стороны, но Брюс позволил ему уложить ладонь на свое бедро уже знакомым жестом, моментально входя в яростное возбуждение.
Возвышенные мысли и низменные страхи испарились.
Остановиться было не слишком легко и ладонь попала в плен, удерживаемая на том же месте.
- О, такие нежные мальчики не должны подходить к незнакомым дядям, как ты думаешь? - невнятно усмехнулся Джокер, впервые невысоко оценивающий бурное развитие событий: выбранный прежде способ манипулирования этим человеком был слишком тревожным и болезненным. - Ты так не считаешь?
- Мальчики, Джек, может и не должны, - жестко возразил Брюс, с удовольствием отмечая тень боли в расфокусированном медном взгляде: признак честности. - И мы знакомы. Еще как знакомы, весьма плотно, ты так не считаешь?
Непонятый псих - в самых лучших намерениях, между прочим - нахмурился и попытался отнять руку.