Неудачная шутка (СИ)

Прошелся по каждому губами, разлизал…

Джокер низко застонал - совершенно невозможный для него звук - и Брюс отпустил его, опасаясь сожалений.

Он сходил с ума, и в этом их взаимодействии не было ничего романтичного: все было только логичным продолжением натяжения, выраженного единственно доступными низменными инструментами.

Привстал, ласкаясь ладонью о дрожащее от сбившегося дыхания горло, ясно давая понять, что собирается делать дальше.

- О, да ладно, Бэтти, ты не серьезно…

- Скажи, и я перестану. Ты можешь уйти. Уходи. Я так сильно хочу тебя. Ты сводишь меня с ума…

Джокер захохотал, вытягивая шею, чтобы ладонь не мешала ему предаваться сомнениям: он был удивлен, как и многие дни прежде.

Но пока существовало только соприкосновение.

- Я словно попал в бордель при монастыре. Ты самый забавный человек в этой стране, Уэйн. Погоди, я уже говорил это? Пользуешься тем, что у меня сейчас нет обострения, как некрасиво.

- А ты унылый, Нэпьер. Ужасный, ледяной, мрачный. Тебе надо сделать что-то с этим, потому что я вижу тебя насквозь, теперь уже точно.

Брюс наклонился, завладел чужой ногой, чувствуя пальцами камень костей под бледной кожей, и провел сухими, сжатыми губам по покрытой тонкими волосами голени.

Поднялся выше и поцеловал колено, которое прежде не мечтал даже погладить. Не смог удержаться и провел языком по шрамам от железных когтей Крока, со стыдом предчувствуя собственную грань: все это было слишком волнительно. Совершенно необыкновенно.

- Попытаешься убить меня позже, ладно? - торопливо сказал он, внимательно наблюдая за возможными изменениями в настроениях Джокера.

Тот судорожно втянул в себя воздух, вид у него был беспокойный и нервный. Он раньше много подчинялся; никогда это не было легко, или приятно, или хотя бы не приносило боли. Но теперь он был достаточно силен, чтобы делать только то, что хочет.

- Лучше прекрати. Ты же потом пожалеешь. Как всегда, - угрожающе прошипел он, но горло ему сжимало дикое желание и тяжесть руки Бэтмена, и вышло очень неубедительно.

Они снова встретились взглядами, совершенно ничего друг о друге не поняли, и Брюс, прикрывая печаль властностью, молча развел тощие колени и начал с того, что проследил губами белое бедро, заласкивая пальцами указанную в полумольбе ригидность - растирая навершие через тонкую преграду кожи; словно безумный нарцисс, придирчиво прослеживая длину и обхват, потирая пальцами основание члена, вдавливая ласку в тонкое, чувствительное место.

Горло под его левой ладонью трепетало, вибрировало от какого-то не доведенного до конца звука, и он пожалел, что у него только две руки. Это место пришлось оставить в покое, но пальцы еще помнили прикосновения к тонким косточкам, кадыку, гладковыбритому подбородку, и он утешился этим, пылая.

Чего он хочет? И еще надо было решать, что он теряет.

Брюс усмехнулся и начал усердно вылизывать тяжелый орган Джокера: вобрал в рот - оба вздрогнули - провел кончиком языка по уретре, дурея от вкуса предсемени, прошелся по стволу, проследил набухшие, потемневшие вены; обхватил губами головку, выталкивая на нее побольше слюны, поразительно недооцененной раньше смазки; сбился в хаотичные поглаживания уздечки, снова прошелся по протяжно и долго…

Он уже ни черта не соображал.

Позабыв обо всем, он задвигал рукой в такт своему языку, не помня, что этим сокращает долгожданную близость.

Стонов, столь жадно ожидаемых им всегда, слышно не было, но он не обратил на это внимания, умудряясь остаться эгоистом и в подобном положении.

Лавина собственного удовольствия, сосредоточенная в губах и даже в подушечках пальцев, поразила его.

- О, нет-нет, - вдруг прохрипел Джокер, и тень похоти в его голосе вызвала новую горячую волну в теле неосторожного Бэтмена. - Не двигайся. Как же ты меня достал, мышара…

Белая рука вцепилась в волосы - Брюс широко раскрыл глаза, но прилив восторга помешал ему даже думать о сопротивлении - вздернула его непослушную голову.

Бедра преступника приподнялись, слизистую обожгло сухой болью: член просадился в невинные глубины горла.

- Ну что, теперь ты… видишь… что нельзя было… - зашептал псих, через каждое слово направляя горячий рот так, как вел его гон желания, но ожидаемого ужаса не вызвал: Брюс только зарычал от нового темного, огненного прилива в паху.

Вернул себе ведущее положение, сам углубился, пытаясь ввести головку себе в горло, следуя не столько за отчаянной попыткой Джокера смутить его, сколько сублимируя собственные нехитрые желания, но мышцы его личного злодея сократились, плоть опасно дернулась, и начинающий экспериментатор чуть не сошел с ума, справедливо полагая, что для такого пока рановато.

Инициатива, которой он так опасался, оказалась сногсшибательной - он в любой момент мог подмять его под себя, сломать, но этот человек был достоин ожидания - так хорош, так непрост, так непредсказуем. Почему он сдерживался прежде? Он не мог вспомнить.

Практически сразу почувствовал признаки пика - напряженность, сжатие, биение - и с энтузиазмом усилил напор, впервые в жизни доводя ртом другого мужчину до оргазма.