Неудачная шутка (СИ)

В горло ему хлынула горькая волна, и он все проглотил с удивившим даже его самого удовольствием, удерживая пытающегося сбежать Джокера за бедра, удобно опустив большой палец в лунку волнующего шрама от пулевого ранения.

Тот тяжело дышал и понять его сейчас было еще невозможнее обычного.

- Все нормально? Ты что-то побледнел, укротитель, - самодовольно поддел Бэтмен, находясь на адреналиновом пике восторга.

На его языке плавились остатки горького семени, и он судорожно сглотнул, прикрывая глаза.

- Ты так потом ни один тест на наркотики не пройдешь, - прошипел Джокер, утираясь - снова злой смех, хоть что-то стабильное.

Он все еще пытался шутить, но Брюс чувствовал в его тоне что-то еще, чего он не понимает.

- Я не… - начал он, и осекся, захватывая длинные пальцы в свою неловкую горсть: снова переоценивал свое самообладание.

Сам он знал все, что надо говорить женщинам, с которыми спал, был уверен в себе более, чем был уверен кто-либо - кто угодно - другой.

Но теперь он мог все испортить.

Отер рот, решился действовать по наитию, приспустил брюки и прижал узкую, совершенную ладонь к своему перенапрягшемуся члену. Джокер полыхнул глазами и стало очевидно, что это был правильный вариант.

Возможно.

Не отнимая руки, чертов клоун вдруг лишил его равновесия, и в мгновение ока оказался за его спиной - бедра к бедрам - сдергивая ткань так далеко, как было возможно.

- Все еще не боишься? - прошептал он в удобно оказавшееся под его губами ухо, жадно растирая рукой перевозбужденный геройский орган. - Брю-юс.

Брюс только пренебрежительно фыркнул.

- О, да, выжал меня досуха. Но у тебя не так много времени, а у меня аж десять пальцев на руках, береги тыл.

След улыбки в его голосе был ярок, худое колено стыдно держало ноги раздвинутыми, жаркий рот быстро расцеловал напряженные плечи, потерся об атланту, задержался у шеи.

По ключицам оцепеневшего Бэтмена потекла слюна.

Шершавая ладонь продвинулась по сухому, царапая ногтями, и он закрыл глаза, сцепил зубы, уговаривая себя только не дрожать от восторга.

Рука исчезла на секунду и вернулась влажная от слюны, пальцы сжались, разлилось огненное скольжение.

О, святые небеса…

Грубые пальцы, невозможно для этого человека неловкие, неожиданно задрожали, стиснулись на сосредоточии огня - переполненном кровью органе - словно Джокера настиг удар или сердечный приступ. Дыхание стало тяжелее, и левая мозолистая ладонь пустилась в смутно знакомые оглаживания бедра.

Правая изучила вопрос идеального угла, злодейски медленно совершая поступательные движения; указательный палец пощекотал уздечку, застыл - Джокер о чем-то ненадолго задумался - прильнул к уретре, размазывая скользкую дозу предсемени, отдернулся, словно обжегся.

Кожа в местах соприкосновения горела, жилистые предплечья плотно прижимались к животу, протяжно передавая косым мышцам движения кистей.

Очередное плавное движение заставило Брюса окаменеть и притаиться.

Никогда прежде ему не приходилось делить инициативу, и теперь он остро переживал это. Вот-вот, еще немного, и неудобные вопросы будут произнесены, хотя они сейчас определенно ни на что не спорили; этот человек получит право потребовать чего-нибудь невозможного, вроде первенца или половины королевства; или возникнет необходимость вступить с ним в схватку, но всех желаний есть только одно - отодрать его, втирая его костлявые плечи в простыни.

Пока откупом хватало миротворческого покаяния: неподвижного поклона под его горячим телом.

Идеальная для сокрытия горения задумчивость, разумеется, не понравилась кое-кому безумному.

- Ах, ты не принимаешь меня всерьез! - прошептал Джокер в горящее ухо, сам сильно отвлеченный прощупыванием пределов в двух плоскостях - реальной и призрачной: получить это тело - но ему была нужна и эта воля.

Цепкие пальцы свободной руки, прежде аккуратно потирающие вздутую портняжную мышцу геройского бедра, промочились слюной в паломничестве до рта, словно для очередного этапа жаркого дела.

Наивный злодей рассчитывал на небольшой сеанс устрашения.

- Ты себя видел? - просмеялся несгибаемый Бэтмен.

Разозленный Джокер дернулся, зашипел, нажал сильнее, вынуждая достойнейшего противника опуститься ниже, и ускорился.

Неидеальные движения, но изящно выгибающаяся ладонь с лихвой покрывала любые недостатки. Тяжелое дыхание, воспаленное и глубокое, тоже было чудесно и чудовищно, как и любые неожиданности, которыми полнился этот чертов клоун.

Брюс крупно вздрогнул, когда влажный язык тяжело шлепнул его по шее, проследовал к уху. Жаркий, рваный рот всосал мочку, приласкал ее угрозой зубов, выпустил, словно выплюнул что-то негодное…

Не думать ни о чем, не признавать, как горит горло подтверждением страсти. Не дать себе признать, что это долгожданное благо.

Не темное заблуждение, не беда… И пусть это наваждение, жаркое марево…

Идея подобраться ближе претендовала на звание самой гениальной за долгие годы. Как нагло, как грубо было иметь все и ничего не отдавать взамен - и он застыл, покоряясь.