Неудачная шутка (СИ)

Он снова разомкнул губы, желая наконец оповестить кого-то о том, что боль пройдет однажды - в последнее время он стал так много лгать! - но мир сузился лишь до жгучего, почти эротичного желания вызвать страдания Бэтмена, дрожащего там, в другом углу комнаты, в зеркальном отражении.

Горькое сожаление пока владело им сильнее, чем жажда насилия - что, если он не успеет попрощаться? Он не успеет проститься… Сделает ли это все прошедшее бесполезным?

Но кроме этого странного чувства - ничего. Незаметно для себя попавший в безумные качели Брюс жадно оглядел Эллиота - тот, ожидающий пиршества падальщик, только покачивал головой в такт своим мыслям, искривив свои мясистые, полнокровные губы.

Отвратительно красные, жирные черви, плотные мотыли, обожравшиеся мяса опарыши.

Ничего - только эта неприятная улыбка - не бледный отсвет, разрезанный майской молнией… Не ласковая незнакомая девушка, застигнутая в театральном проходе у кассы, не ребенок, получивший дополнительный шарик мороженого, не поцелуй матери, не рука отца…

Он прислушался к себе - он чувствовал боль, это не ново - перцовая и щиплющая, она расползалась от желудка к горлу, текла по венам, сжимала мышцы; чувствовал гнев - еще бы… И он желал совершить убийство. Почему он раньше этого не сделал? Это не только правильно, но и красиво - ритуализированная драма, поставленная во имя природы: хищник, зашедший на чужую территорию.

Придирчиво изучающий его Джокер нахмурился, рассеянно глядя на ствол Глока - с рассудком героя что-то не то, раз он решил теперь прикончить их обоих, суетливо разминаясь так, будто это не стоило и скрывать.

- Брюс, ты как-то странно рычишь, ты в курсе? - пробормотал он, гневаясь, потому что не мог увидеть не-Бэтмена; однако, одно он чуял отлично: исходящий от того страх и уныние сдачи.

Брюс повел плечами, раздраженный его голосом, сожалея о том, что не успел, все же что-то позабыл - неприятно. Подрагивая, хлюпнул кровью, заливающей его рот из прокушенной щеки. Но никого не было. И не было никогда. Это кого-то напоминало, но это был фокус, трюк, проблеск цирковой бутафории, и он не знал ничего подобного, а если и знал, то это было неважно.

Он напомнил себе, что там было в инструкции к Гекате.

“Откроет тебе глаза на все твои самые глубинные страхи… Самый скрытый тайник, самый недостижимый.”

Верно, тайник в нем самом. Это все - с ним, о нем, про него. Он - Брюс Уэйн. Что еще? Бывший Бэтмен, да. Быть Бэтменом было очень стыдно, он ненавидел себя. И он был очень зол, он и сейчас зол, взбешен, разъярен, в ужасном, ужасном отчаянии…

Тяжело ворочаясь над полом, путаясь в спадающей с плеч смирительной рубашке, сломанный в крякнувших коленных суставах, в огне ярости он только метался: что он забыл? Что? Что это вызвало? Он раздавил птицу? Нет. Здесь не было никаких стариков. Здесь вообще никого не было, только желанный враг - двойственный, объемный, закрытый в системе кровообращения, заслуживающей свободы.

Резиновая горловина проскользила по могучему плечу, обнажила вызывающе мягкую бежевую вязку свитера; с правой кисти лукаво опала серебристая змея фум-ленты, разумно использованной как уплотнитель манжет - Брюс сорвал и ее, и ее сестру легко, одним натяжением пальцев, он был чертовски силен.

- Блять, - прохрипел Джокер, запрокидывая голову, и его взгляду предстали только кевларовые изгибы, и никакой паники: эта заварушка теперь ему нравилась куда меньше, чем в самом начале, и даже не потому, что на барбекю из склонного к драматизированию пижона его не пригласили. - Брюс? Не двигайся, мм. Мне надо тебе кое-что сказать. Успокойся, посмотри на меня.

Но захрустели суставы, заскрипели чьи-то зубы.

Он скорбно скривился, не умея избавиться от растекающейся по щекам улыбки, такой острой, что шрамы едва не лопнули - и удивленно замер (а ведь отвлекся совсем ненадолго!): рванувший Бэтмен, спотыкающийся о скинутую холщевину, был уже у горла своего двойника.

За его спиной.

Рухнул на паркет Глок, не выстрелил, прокатился по нему, будто по слалому, и уже явственно жалобно хныкающий Эллиот оказался погребен под сладострастно ворчащим героем.

Он что-то бормотал и, если вслушаться, можно было сложить эти визгливые звуки в слова:

- Ч..то это? - захлебывался он, ослепший. - Что? Что…

Брюс, огромный, вздутый, почти незнакомый, перекатился с добычей по полу, улучшая позабытому им зрителю обзор, и принялся избивать его совершенно бесконтрольно, позабыв об удушении.

- А это, сучара, небольшой… сувенир от… моего… лечащего врача, - злобно выплюнул он, расцарапывая кевлар маски - то ли искренне считая, что никакой удар током его не остановит, то ли и вовсе позабыв о самой неприятной из бэт-ловушек.

В его зрачках угнездилась темнота, заскользила там похотливым змеиным клубком. Для его чистой, выцеженной воздержанностью крови это отравление было подобно стихийному бедствию, полностью сорвало ему крышу.