Неудачная шутка (СИ)

Не самым достойным образом переживающий свою неосведомленность Джокер уныло улыбнулся, ненавидя себя за беспечность - какой-то токсин, ну конечно… Его это задело еще больше, чем этот неожиданный игнор - не мог же он за всем следить! - но кое-что было куда важнее: смерть Бэтмена распухала в его теле, бежала по его крови, а он был не в силах дозваться до него.

Он даже не заметил, что сам избежал смерти, это было уже не важно.

- Ну заебись… - проворчал он, бессильно обмякая на столешнице, ни для кого уже не существовавший теперь, кроме себя наконец, тоскливо кивая в такт глухим и не очень, то хрустким, то звонким ударам: эта было так удивительно, что лишало воли - больно, очень приятно. - Брюс, отвяжи меня. Нет, лучше придуши к херам. Не-е, лучше отвяжи, и я отмудохаю тебя, - Брюс ему не ответил - неслыханное дело!

Да, причины для удивления были: Бэтмена больше не было. Не было больше и его прекрасного дневного лика - и это не яд был виновен. Этот безумец, скованный бешенством так сильно, что не мог достигнуть себя самого, не мог быть им - и это было очень смешно: существовать в двух плоскостях одновременно они не могли?

- Хреновая вечеринка, это уж точно, - снова высказался Джокер, хотя открывать рот, когда ему снова, как и много лет назад, взрезают лицо, было слишком мерзко: к нему понемногу начала возвращаться память - та, что приходила лишь в темноте приступов.

Все вспомнившееся ему было отличной причиной разозлиться за себя и на себя, но опустошение, пришедшее к нему, было сродни кастрации. Это и была она: после нескольких славных порок в жопу с мужиком - весьма аппетитным мужиком, весьма славных порок, если это что-то меняет - обнаружить наконец в себе истинную ненатуральность, отличную от его знакомой тени кривизны.

Можно было удовлетвориться отговоркой - может, он больше не был собой - также, как раньше был никем, но это не годилось.

Массив обиды на себя и собственного равнодушия поразил его.

Момент, о котором он и не мечтал - Бэтмен-убийца - оказался нежеланным. Почему? Так он будет несказанно доступнее, помеченный кровавым пятном. В ночи, в больничном застенке, он сам будет просыпаться, отгоняя томный смрад собственного тела - так же, как просыпался те полтысячи раз прежде, одержимый - но теперь зная, что и Брюс очнулся, в поту и ужасе, вспоминая момент падения - или сокрушенно сознавая, что вспомнить его не может - чертова шлюха-память не изменит никому в любом случае: это будет крещение.

Он сам будет значим для него, самоненавистный.

Что-нибудь случится - негрила, например, наконец очухается от страха, отряхнет обгаженные штаны, и соизволит начать думать - и он лишится этой радости, и… сквозь время не пронести торжества.

Он хотел бы править этим разумом вечно, но знал, что не сможет, все еще наблюдая воображаемую картину похуже иллюзий, окруживших его - этот гордый человек раздавлен собственным поступком - пустячком, правильным, логичным, и изводится зря:

- Бэт. Прекрати! Довольно! - взорвался он, борясь с желанием закрыть глаза, когда окончательно понял, в чем воистину инновационный секрет этого токсина страха: призраки обступили его - высокие, южные, большерукие - но это было терпимо лишь пока он не вспомнил о том мертвеце, кто ничего не делал, только смотрел. Брюс его не услышал - для него существовало только кровавое крошево - и он вдохнул побольше воздуха, и рявкнул чертово имя так, что задребезжали не только оконные стекла, но и, кажется, даже стены. - Брюс!

Никакой реакции, и ему вдруг показалось, что горше поражения он не испытывал: еще обильнее летели брызги, еще быстрее текла геройская слюна, удары глухо отдавались в ушах, хрусткие.

Сделать что-то нежеланное, преодолев себя, недостаточно? Он должен приложить старание, чтобы испортить себе праздник? Он должен постараться так, как никогда не старался?

Несмотря на полученные повреждения, Эллиот, не менее одурманенный - он был очень нежен, слишком кроток - только тихонько скулил.

- Закр-рройся!- зарычал на него взведенный Джокер, хотя знал, что его уже никто не услышит, раздраженно, с презрением оглядывая незнакомое лицо, явившееся за строгой маской, так ловко сорванной. - Эгоист. Какие все нежные… Мне куда хуже, чем тебе. Брюс, вытащи меня отсюда. Мне очень надо. Я даже скажу тебе спасибо, буду хорошо себя вести! Черт, никогда не бывал так любезен…

Кулак ритмично отбивал вялую челюсть - сотрясение мозга в превосходной степени, уже почти готовое убийство, почти гарантированная инвалидность.

- Спасибо… друг… - злобно шептал нашедший голос Брюс, по хаотичным путям теряя человеческое обличье. - Открыл мне… глаза… на мою правду… Спасибо.

Содрал с двойника маску, рыча от ярости: нет у него лица, и никогда не было, а если кто-то узнает, каким он, оказывается, жалким может быть, не… Никто ведь не узнает? Тут только они двое, и оба - почти мертвы.

Абсолютно счастливый, ударил кулаком в ненавистные зубы, разбивая и себя в кровь, в кровь - как может хватить крови? Мало.