Насилие порождает насилие, смерть - смерть, и если тьма оплодотворила его, как было не родиться темноте? Верно, настоящая антиматерия: ничего, ничего нет у Джокера даже для себя. Особенно для себя, но этой стороне он так много дал - пусть случайно, пусть невзначай - о, ужас надежды, пучины доверия, оковы братства…
Брюс протянул руку - широкий антрацитовый рукав японского халата обнажил крепкое предплечье, чистую богатейскую кожу, кривой, тонкий шрам, голубые вены, трогательную родинку на запястье, соскальзывая в сторону так плавно, что прямые древки начерченных из шелковых нитей стрел исказились гадюками - и разгладил правый уродливый рубец Улыбки, выглядя так убедительно, что засмотревшегося Джокера передернуло.
- Не тошнит от правды? - весело удивился тот самому себе, пытаясь избавиться от заливающей его рот призрачной спермы, лихо превращенной пока еще основательной бэт-реальностью в самое себя - просто слюну.
Изнывающий от стосортного гнева Брюс переместился к губам, и собрал ее в ладонь: жадный полудурок, похоже, даже не подозревает, какое впечатление производит. Все произнесенное звучало так примитивно и нарочито - о, правда всегда производила подобный эффект.
Кончики пальцев и сухие, твердокаменные костяшки приласкали шрамы - правый-издевка, левый-рвань.
- Нет. Теперь это ты. Красиво, - прохрипел он, стыдясь своего поражения. - Без шрамов ты был бы слишком смазливым.
В посветлевших серых глазах зажегся вдохновенный огонь - мягкий ночник у кровати, пугающий иных монстров, желток фонаря на зимней подъездной дорожке праздничной ночью, горящий для мальчишки, ждущего под елкой пожарную машинку - почти как настоящую! - или полосатого воздушного змея, обещающего ему своим существованием лишние минуты с отцом; сигнальный отсвет подошедшей вовремя помощи, дружеской руки, трепещущего сердца - не в качестве оброка прошлому или плодородной почвы, умеющей питать, а в ином призвании - но такого Джокер, конечно, понять не мог в принципе.
- Тебя это заводит? - гадко сказал он, и хлюпнул слюной, рассасывая нижнюю губу, особо мерзко вскидывая пустой взгляд, и сам не заметил, как снова соскользнул в настоящую откровенность, пусть и иносказательную. - Это странно. Ты извращенец, Брюс Уэйн. Я говорю о другой правде, как ты не понимаешь. Я то, против чего ты стоишь, потому что у меня, бедняги, ах, не было выбора, потому что я таким рожден. Я убивал хуже, чем с удовольствием: я убивал из интереса, просто так. Сначала птенчиков и котят, потом таких чернявых красавцев-мальчишек, как ты. Маленьких девочек. Их матерей. Я могу это делать, видишь? Я просто болен, ах, как я болен! Травмирован! Ждешь, что я скажу, что солгал, и выдам какую-нибудь красивую историю про Кашмир?
Получить немного напряжения - этот черный рыцарь, черный рыцарь…
Но черный рыцарь не смутился, не дрогнул, устоял, в тайне от него угнетенный самим собой так, что не мог больше быть облученным - и Джокер сам отмахнулся от этой лжи: Брюс его слишком хорошо знал, слишком хорошо мог узнать, чтобы не учесть факт пострашнее несуществующих мертвых девочек - он никогда бы не запомнил таких незначительных жертв.
Незначительные изменения атмосферы он почуять не смог, все так же убежденный, что в его ложь - урон от унижения, физического или морального - поверили.
- Я обещал держать тебя, и буду держать, чтобы это не повторилось, - глухо сообщил Брюс, напряженно сдерживая тоску. - И о шрамах, Джек, о которых ты сказал столько громких, пустых, лишних слов… Сколько можно объяснять? Это ты, твое лицо. Было бы лучше, если бы ты стыдился их или ненавидел, даже если бы я не смог тебя тогда уважать. Не пытайся меня обмануть, ты в жертвенном восторге. Проклятый Крейн со своими ящиками Пандоры… Даже если я благодарен ему - и такое бывает… Это радость, знаешь? Ты рад. Вот какое чувство тебя захватило, вот так оно называется.
Ведомый уродливой, но гордостью охотника, у самых слабых Джек ломал хребет постольку поскольку - и неужели это не было ужасней? Абсолютная пустота.
- Ты просто псих, Бэт, - удивился Джокер, не услышавший его, и читающий только по мимике и жестам: надеялся, владеет противником полностью. - Это весело, я и не ждал, что ты меня так обкатаешь.
Брюс подавил разгорающуюся в глубине черепной коробки головную боль, выше вздернул подбородок, впервые отводя взгляд, но спасовать себе не позволил - причитают у гибнущего тела, которое уже не спасти, только трусы и подлецы.
О, он сам был плох… Считал, что все вертится вокруг него, но на самом деле ничего не решал.
Но он был готов, даже если Джокер будет хохотать в омерзении, возненавидит его… Потому что это будет воспринято им только как та самая слабость, которую он в себе ищет, и не может найти.
Верно, вражда лучше, чем та пустота, что сейчас скалится из бледного лица.
- Джек… - просипел он, сжимая пальцы на ухваченном властным жестом клоунском предплечье: его стремительно поглощала ненависть, и ее причина сейчас была рядом, осмеливалась шутить с тем, с чем шутить не следовало никогда.