Неудачная шутка (СИ)

- Напомни, как там тебя зовут в миру? - поинтересовался он, поднимаясь, хотя все превосходно помнил.

- О, не ограничивай себя, выбирай наименование сам… Скажем… Джек-долой, мм? Уместно? Вполне. Самое время.

Брюса намек на быструю, грязную дрочку, конечно же, возмутил.

- Еще одна подобная тупая шутка про твой член, Джек, и я возьмусь за твое воспитание деликатности всерьез, - пообещал он, непримиримо хмурясь. - Кроме того, ничего выходящего за пределы нормы, остынь.

Джокер возмущенно скривился, улыбаясь так, будто с него стекло лицо, но в уголках его губ застыла горькая тень - будто сомнения во внушительности его обхватов и длин были чудовищны, будто эти сомнения могли огорчить его.

- Брюс… - позвал он вдруг проникновенно, прижимаясь лбом к его груди, словно в молитве.

Купленный с потрохами Брюс уставился на него, самопроизвольно расслабляясь и, хотя знал, что с этим прохвостом всегда есть подвох, неуверенно обнял худые плечи.

- Что? - настороженно спросил он, борясь с негодованием - Джокера согнуло в три погибели, их равный рост был не самым подходящим для демонстраций подчинения… но вдруг это груз невозможных, но печалей тянул вниз больную голову?

Укус на ладони пульсировал, и он втер его в голую кожу, насмехаясь над собой - сердце забилось так сильно, стремясь проломить клетку ребер, что до гибели оставался всего миг, не больше…

Настало время нового испытания? Джек наконец-то его понял? Нет? Он хочет сатисфакции в той самой, таинственной сфере - “я так устал, я так одинок”…

Из-за зеленого занавеса волос блеснула острая, подлая улыбка.

- Возьмешься, мышь? Жду, глотая слезы. Привяжешь меня в зимнем лесу или сломаешь мне гортань? - окончательно зарвался придурок, сально взглядывая, и его вдруг резко вздернули за лодыжку, опрокидывая на спину, словно бестолковую куклу.

Брюс почти услышал, как с хрустом ломается какой-то важный лимитер, наложенный им самим на себя прочно и навсегда.

Вместо ответа он, используя смелым рывком приспущенные до колен брюки как ножные кандалы, наклонился, и выставил болезненный засос на окаменевшей клоунской ягодице, грубовато потирая пальцами вверенную ему для экспериментов промежность - шершавость бедер, жесткость костей, шелк покровов гордости, неподатливое, сжатое углубление прохода - хлынули искры, надулись меняющие цвет вены, в затылок с новой силой стеклобоем ударило желание.

- Ты считаешь, что это меня перевоспитает? - деловито вопросила польщенная разнузданностью жертва, чуя окончательное торжество, к которому в спину его толкало голодное самолюбие - принадлежать кому-то, что за шутка… Или это был всего-навсего речевой оборот?

- Теряйся в догадках. Намекну: тебе понравится, - фыркнул Брюс, удобно укладывая на плечо плененные ноги.

Привстал, пару раз хлестнул по белой ягодице донельзя возбужденным членом, выбивая неожиданно звучные шлепки.

- Ох твою мать! - не выдержал несчастный Джокер, от неожиданности по первости забывая про обязательные для таких случаев насмешки. - А ты иногда забываешься, да? Это может быть признаком раннего альцгеймера. Возьми себя в руки.

- Я обещал, - нагло засмеялся Брюс, мимоходом потираясь головкой о воспаленную похотью клоунскую мошонку, восхитительно переполненную воздержанием. - Обещал отшлепать тебя, помнишь? И вот, - он повторил уникальный удар, теперь пришедшийся повыше, сам едва не теряя контроль, пока как мог разводил скованные в лодыжках брюками ноги, - ты меня так достал, что для этого пришло время. И столько всего еще могу. Показать, - оборвав себя, склонился и потер сокровенный вход большим пальцем, полукругами выводя плотную ласку; истекая слюной от предвкушения, постучал туда почти нежно, прижимаясь губами к сногсшибательному в своей плавной красоте переходу ягодицы в бедро. - Горячая точка, Джек. Я, кажется, выявил локальный конфликт!

Сраженный логичными подозрениями Джокер поерзал, ощущая, как что-то похожее на предчувствие опасности тягуче разливается под горлом.

…влажный язык широко нализал его чертову дырку.

- Что это такое ты делаешь? - захохотал он, вскрытый и разложенный вне всяких пределов: невозможность отказаться от подвластности этим губам и правда смахивала на серьезное наказание.

Но тех усилий, что он прилагал, чтобы его могли удержать в этом положении, не прекратил.

На обширном плато геройской спины опасно перекатилась мускулатура.