Неудачник

— Причем здесь силы? Какие силы? Ты, в первую очередь, посмотри на себя! Что ты видишь?

— Отличного преподавателя. Одного из лучших в филиале.

— Но ведь тебя половина студентов не любит!

— Это нормально. Зато другая половина — слушает, и учится. А те, кто не любят, все равно признают правоту. Понимаете, я работаю, преподаю. Это естественный процесс. В итоге все равно все работает на единую цель. Сделать филиал лучше, вывести на качественно новый уровень.

— Владимир, на тебя много жалоб, — говорит Тихий. — Если бы это была одна группа, но тут почти пол филиала. Я просто обязан принять их к сведению, несмотря на Другина.

Конечно, жалобы есть, думаю я. Их нет лишь на тех, кто отбывает номер. Проще ничего собой не представлять, и жить спокойно. У меня так не получается. И все шло хорошо, пока директором был Другин. Но власть поменялась, прошло наше время. Когда лидером становится ставленник прошлого руководства, он интуитивно пытается задавить наиболее преданных прошлой власти. Комплекты, комплексы, куда без них? Или хитрые схемы, что еще менее приятно.

— Я и не надеялся, что будете прикрывать, — говорю, глядя на Воблину.

Отмечаю ее улыбку, торжество. Понятно, откуда дровишки. Я присутствую на трибунале инквизиции. И приговор уже вынесен. Скоро запылает костер. А для того, чтобы прикрывать, нужен характер, заинтересованность в филиале. Это было у Другина, но нет у Тихого.

— И что, так трудно принять это? Так трудно быть обычным, нормальным преподавателем?

— Это посредственностью, что ли быть? Тенью бродить, вести никчемные лекции? Нет уж, увольте! Таких у вас и без меня достаточно!

— Не груби! — говорит Тихий зло.

— Что вы? И в мыслях не было.

Тихий достает из стола бутылку минералки, долго открывает крышку. Потом ищет стакан, находит, наливает. Жадно пьет.

— Зачем тебе все это? Ты ведь понимаешь, что с уходом Другина никто с тобой церемониться не будет. Ты ведь даже не кандидат!

— Внутреннее чувство правильности. Принципы. Называйте, как хотите…

— Ты пойми, Володя, твои принципы уже не актуальны. А точнее — на хрен такие принципы. Мы живем за счет студентов, ты зарплату получаешь из их денег. А ты такое устраиваешь! Ну, что тебе трудно поставить зачет? Просто поставить, и спокойно работать дальше?

— А у нас здесь что, богадельня? Или ПТУ? Мы чем занимаемся? Нет уж, просто так ставить, потому, что нам платят деньги? Вы правы, платят, но за образовательную услугу. Понимаете? Платят за услугу, но нас не покупают…

— Короче, Володя, — жестко говорит Тихий. — Это все ненужная софистика. Размышления оставь при себе. Система требует иного. А ты в ней — дестабилизирующий элемент. Ты когда-нибудь в супермаркете работал? Нет? А я работал! И знаешь, что я тебе скажу? Пока вот таких как ты в структуре нет, все работает нормально. Виден общий уровень. Его можно подтянуть, можно понизить. Этот процесс понятен и предсказуем.

Тихий раскраснелся, активно жестикулирует.

— Но стоит появиться такому вот независимому, гордому, как все процессы летят к чертям. Потому что конфликтов много. Ненужных. И знаешь, что с такими делают? Правильно, их выживают всеми доступными способами. Потому что должен быть порядок.

— Приятный, попахивающий болотным душком? Вы забываете, что универ — это не супермаркет. Здесь не едой торгуют. Здесь должны давать знания. В том числе, чтобы уровень супермаркетов был гораздо выше…

— Ну, в общем, пойми меня правильно, — перебивает Тихий. — Я тебе советую подумать о новом месте работы.

Понятно. К этому все и шло. Меня выгоняют из универа. Причем, настойчиво, почти выпинывают. Это как со всей дури получить в лицо кулаком в бархатной перчатке. Несмотря на ворс, приходится выплевывать зубы, и размазывать кровь. Несмотря на то, что прекрасно знал, что случится, вопрос времени. Неприятно.

— Да, все я понимаю, Алексей Иванович. И механизм прекрасно вижу. Можно было не устраивать театр одного актера.

— Возможно, это будет преподавание, — говорит Тихий, не замечая моих слов. — В заведении, где ты сможешь полностью реализоваться. Но для нашего филиала, извини, ты не подходишь.

— Да и преподавать в вашем заведении теперь чести мало…

— А это уже грубо!

— Но верно, по сути.

Тихий протягивает лист бумаги, ручку. Я пишу заявление по собственному желанию. Все — бой проигран, капитуляция принята. Заканчиваю, отдаю бумагу. Тихий ставит резолюцию.

— И что, ваши часы уже можно отдавать? — радостно спрашивает Воблина.

— Отдавайте, — равнодушно говорю я.

Теперь Воблина найдет кого-нибудь из бессловесных, чтобы приняли экзамен. Группа победила. Наверно, уже ждут где-то, затаились как тараканы. Сейчас Воблина выйдет, все расскажет Тобольцеву, и начнутся студенческие гуляния.

— Спасибо, Володя, за понимание, — говорит Тихий. — И удачи тебе.

— Вам того же, — говорю я спокойно, выхожу.

Возвращаюсь в кабинет. Так заканчивается карьера преподавателя. Я смотрю на стол, компьютер, расписание на стене. И все кажется чужим. Будто от преподавания отделяют годы. Как мираж, зыбкое видение прошлого, что вселяет тревогу, но проходит после спокойной ночи.