Неудачник

Так и нужно уходить, появляется мысль, пока кипят страсти, пока ты силен. Нахвальский прав: лучше так, чем долгое томление, агония последних дней, лекций. Нет, именно так!

В дверь стучат. Входит студент младших курсов. Обычный, ничем не примечательный двоечник.

— Владимир Ярославович, я по поводу долга.

Так и должно быть, звучит в голове. Иного не предусмотрено. Преподавание исчерпало себя, пора заняться чем-нибудь другим.

— Что случилось? — спрашиваю.

Студент — здоровый парень, хорошо развитый физически, не лишенный красоты — мнется, не может подобрать слова.

— Хочешь пересдать? — догадываюсь я.

— Да.

— Хорошо. Готов?

— Понимаете, Владимир Ярославович, тут такая ситуация, — начинает студент.

Все ясно. Еще один в поисках халявы. Это не закончится никогда.

— Хорошо, — говорю я. — Бутылка французского коньяка. У тебя двадцать минут. Если не появишься — считаем что разговора не было. Сдашь на общих основаниях.

При этих словах студент усиленно мотает головой, силясь доказать, что его все устраивает, и бежать готов со скоростью низколетящего самолета.

— Время пошло.

— Сейчас все будет, — говорит студент, закрывая дверь.

Я погружаюсь в невеселые мысли. Локти на столе, ладони охватывают голову. Хочется закрыться от мира, уйти на глубину себя, куда-нибудь в закоулки подсознания, чтобы никогда не возвращаться. Мне все противно, ничего не вызывает желания. Окаменеть бы сейчас, или превратиться в соляной столб. А лучше всего исчезнуть — так, чтобы у всех людей, так или иначе связанных со мной, стерлись все воспоминания на этот счет. Чтобы никто не вспомнил, что был такой человек, Владимир Веригин. Раствориться, превратиться в ничто, потерять все атрибуты человечности.

Но я сижу за столом в кабинете, думаю, а за дверью слышны голоса студентов. Мир продолжает существовать, как и я. Не зависимо от моей воли.

Стук в дверь.

— Можно?

— Заходите.

Входит студент с пакетом.

— Что у вас? — спрашиваю я.

— Я принес, что вы просили.

Смотрю на него, пакет в руке, и не могу понять, в чем дело. Потом вспоминаю про бутылку коньяка.

— Давай зачетку, — говорю устало.

Студент с готовностью протягивает. Я ставлю оценку, возвращаю.

— Спасибо вам, Владимир Ярославович!

Студент выходит. Я смотрю на пакет, что лежит рядом на столе. Что я делаю? Зачем все это? Убираю в шкаф. Наверно, так надо.

Выхожу в коридор. Нужно сдать книги в библиотеку. У лестницы, перед аудиторией небольшая кучка студентов. Первокурсники. Наверно, пересдают кому-то экзамен. Прохожу мимо. Навстречу старый знакомый, студент-первокурсник, что как-то раз толкнул плечом. Как увидит меня, сразу идет гордо, на лице наглая ухмылка.

Проходя мимо, опять толкает. Я добавляю в ответ. На глазах у студентов. Он останавливается, говорит:

— Э, ты достал! Охренел что ли?

Я не оборачиваюсь. Не хватало еще устроить драку на глазах студентов. Отличный аккорд к завершению карьеры преподавателя. Иду дальше. Какая разница? Плевать на все. Кира от меня ушла, Другин уехал, теперь еще и из универа выгоняют. Ничего хуже уже не произойдет, так что будь что будет.

Только подспудно, почти незаметно в сознание вкрадывается злость. Как этот ублюдок посмел? Толкнуть! Меня! Преподавателя! Сейчас бы развернуться, и разбить наглую рожу о стену, наблюдая, как мозги расплескиваются по зеленой краске, такие же дряблые и вонючие, как внутренности перезрелой тыквы.

— Я тебя запомнил! — тихо говорю я.

Не знаю пока, что с этим делать, но что-то сделаю обязательно. Потому что нельзя так с преподавателями.

Грустно и тяжело на душе. Как будто ко дну тянет здоровый камень, привязанный к веревке на шее. Медленно, но неизбежно кончается воздух. Осталось несколько последних мгновений, после чего — только призрачный шум воды, да отдаленные крики чаек. Вечность во тьме.

И еще это хамло, что просит хорошей трепки. Вот так проходит земная слава. Только я думаю об этом, как вижу Воблину у своего кабинета. Захожу, она увязывается следом. Да, судьба всегда будет подбрасывает новые приключения, когда кажется, что самое плохое позади. Наверно, у падения нет конца, дна не существует. Ты обречен вечно падать, делая тщетные попытки ухватиться за призрачные опоры. Но временные остановки ни что иное, как уменьшение скорости падения. И ее нарастание, когда кажется, что все летит к чертям. Оно и летело всегда, просто ты не замечал. Или не хотел замечать.

Я сажусь за стол, начинаю приводить в порядок многочисленные бумаги. Воблина становится рядом. На лице явственно проступает довольство собой, упоение победой. Вот какая она замечательная! Разыграла многоходовую комбинацию, добилась того, что ненавистный препод, недавний студент, уходит, даже не думая о мщении.

Хорошо, ты победила, думаю я, беспорядочно перебирая бумаги. Так имей хоть толику благородства — уйди, и празднуй победу в одиночестве. Не глумись над поверженным врагом.

А Воблина с гаденькой улыбкой рассказывает, что нужно сдать, куда сходить, что сделать, чтобы нормально уволиться. Но общая суть речи сводится к тому, что я самый плохой препод, что когда-либо преподавал в филиале.