Неудачник

— Вот здесь, кажется, все и произошло, — говорит Леня. Слышу в голосе печаль. Мне и самому грустно. Даже без учета расставания с Сашей.

Мы стоим в одной из комнат третьего этажа. Рядом с окном.

— Да, здесь. Только тогда комната была больше.

— Это возраст, — поясняет Леня. — Тогда и деревья были выше…

Я подхожу ближе к окну. Снег скрипит под ногами, на стенах мерцает иней. Здесь холодно и безлюдно. Из окна видно трубы заводов, серый дым над городом, такое же серое небо без звезд. Мы словно плотно укутаны саваном.

— А ты помнишь, как он выглядел? — спрашиваю я.

— До мельчайших деталей, — отвечает Леня. — Маленький, худой, и заплаканный…

После этих слов я будто проваливаюсь в тот осенний день, много лет назад. На дворе уже конец сентября, мы в шестом классе. Учимся вместе. По вечерам, после подготовки домашнего задания — гуляем. Вот и в этот день вышли во двор.

Нахожу Леню и Игоря у качели. Леня хочет поиграть в футбол в соседнем дворе. Но Игорь говорит, что там сейчас итак много народу — все время придется сидеть в запасных. Тогда я предлагаю пойти на «чистый воздух». Все соглашаются.

На «чистом воздухе» обычно безлюдно. Сторож спит в будке. Собака тоже. Поэтому многие дети с близлежащих домов ходят сюда играть. Бегают по пустым этажам, устраивают штабы, играют в прятки и семь записок.

Вот и мы забираемся с центральный дом, чтобы хорошо провести время. Что-то обсуждаем, бегаем. Игорь находит ровную рейку, мы дружно ищем похожие. Потом пытаемся фехтовать, изображаем мушкетеров. Хотя в то время я уже осилил Властелина колец Джона Толкина. И мне очень нравятся гоблины, орки и эльфы. А книжки, где их нет — неинтересны.

После мы играем в прятки, но начинает смеркаться, и Лене немного страшно. Игорь рассуждает о том, что хорошо бы уметь прыгать с большой высоты, и не разбиваться. Предлагает посмотреть, как выглядит высота с разных этажей. Мы поднимаемся на второй, затем на третий. Подходим к окну…

Первым мальчишку замечает Леня. Небольшого роста, светлые волосы, худощавый. Он младше нас, может — одногодка. Бежит, постоянного оглядываясь, плачет. Леня показывает на него пальцем, хочет что-то сказать.

В этот момент из-за крайнего здания выходят два парня постарше. Мне сложно определить, сколько им лет — все кажутся взрослыми. Но позже прихожу к мнению, что лет по двадцать. Парни замечают мальчишку, требуют остановиться. Тот бежит. Парни матерятся, бросаются следом. В это время из-за дома, к которому бежит испуганный мальчик, выходят еще двое. Все, бежать некуда…

Мальчишка останавливается, затравленно оглядывается. Смотрит на коробки зданий, кусты — прятаться негде. А преследователи подходят ближе, смеются. Знают, что парнишке никуда не деется.

Леня оглядывается на нас с Игорем. Мы все замерли, не издаем ни звука. Игорь потрясен, у меня дрожат колени. Но я еще надеюсь, что все закончиться хорошо, что большие парни передумают, может быть дадут мальчишке подзатыльник, и уйдут. Ту же надежду читаю в глазах друзей.

Но когда сдавленный плач мальчишки переходит в крик — высокий, прерывистый — понимаем, что ничем хорошим это не кончиться. Уроды несколько раз бьют его по лицу, приказывают замолчать. Один смеется, достает из кармана нож — большой, охотничий. Подходит к мальчишке, крутит у лица, что-то говорит. Тихо: мы слышим только обрывки фраз. И от этого становится еще страшнее.

Мальчишку заставляют опуститься на колени. Он пытается сопротивляться, но нож и несколько ударов заставляют подчиниться. Мне так страшно, что не могу пошевелиться. Если толкнуть, упаду соляным столбом.

Подонки что-то задумывают. Мальчишку поднимают, хватают за руки. Он сопротивляется, но сгибается от удара в солнечное сплетение. У меня кружиться голова от собственного бессилия. Сейчас его уведут, и сделают что-то плохое. Я не знаю что. Но мальчишке будет плохо, я почти чувствую. И ничего не могу сделать.

Поворачиваюсь к Игорю. Его лицо застыло, глаза — как стеклянные. Он словно превратился в деталь обстановки, алюминиевую ручку на двери. Нет моего друга, есть предмет. Леня пытается что-то сказать, но только шевелит губами. У него на глазах слезы.

А внизу малыш, похоже, мирится с участью жертвы. Лишь не перестает плакать. Уже беззвучно, лишь грудь вздрагивает от всхлипываний. Он оглядывает «чистый воздух», голова на тонкой шее словно перевешивается — качается из стороны в сторону.

И вот его взгляд пробегает по нам. Мы стоим достаточно близко к окну, но подонки нас не видят. Мальчик видит нас, и что-то в его глазах меняется. Может быть, появляется немного надежды. Мольба, немая мольба читается в глазах. Он видит нас, и просит. Умоляет. Мы — как последний шанс спастись. Действительно последний. Но мы просто стоим, и смотрим. В наших глазах нет отклика его беде. Мы парализованы страхом, и страдаем вместе с ним, только на третьем этаже и в безопасности.

— Пошел! — неожиданно громко раздается приказ.

Мальчишку пинками ведут вперед. Мы не двигаемся. Все вместе, и каждый поодиночке видим его глаза, мольбу. И ничего не можем сделать.

— Ты куда это смотришь? — раздается возглас.