Неудобная женщина

С чего вдруг я позволю женщине, которая считает меня чудовищем, воспитывать мою дочь?

На этом разговор был окончен.

Когда мне исполнилось восемнадцать, он больше не мог меня удержать, и первым же самолетом я вылетела к бабушке в Париж.

— У меня была возможность уехать во Францию, — ответила я Рэю, — в Париж.

— Сколько вы там прожили?

— Четыре года. Я училась в колледже.

— И это были лучшие годы вашей жизни?

— Одни из лучших.

— Но вы наверняка уже немного говорили по-французски до вашего отъезда.

— Почему вы так решили?

— Из-за вашей фамилии — Фонтен.

— Это фамилия отца, но он не говорил по-французски. Француженкой была мама. Она учила меня с детства. Первым я запомнила ее любимое слово.

— Какое же?

— Amour[8].

Я собиралась перейти к занятию, но расспросы на этом не закончились:

— Вы учите в основном взрослых?

— Пятьдесят на пятьдесят.

— А сколько лет самому юному ученику?

— Четыре.

— Непросто, должно быть, приходится.

— Да в общем-то нет. Я люблю учить детей. Они впитывают знания как губка.

— Но не всегда же?

— Не всегда.

— А этот четырехлетка — девочка или мальчик?

— Девочка.

— Маленькие девочки очаровательны.

— Как и мальчики.

Он кивнул.

— Согласен.

Я достала блокнот.

— Начнем?

Почему-то в этот раз каждое слово, которое я произносила, вызывало поток воспоминаний.

Maison. Дом.

В те мгновения, когда я произносила слово, а Рэй еще не повторил, мир словно замирал, а время текло вспять, навевая давние образы.

Дом, в котором мы живем с мамой. Пахнет хлебом. Она испекла к Рождеству la bûche de Noél[9].

Все тот же дом, но уже без нее. Запертая дверь в комнату — чтобы отец не смог войти. Я боюсь заснуть — вдруг он сделает новую попытку: накроет мое лицо подушкой и прижмет ее изо всех сил.

Квартира бабушки на бульваре Распай с большими окнами. Я стою на балконе и смотрю вниз.

Дом, где живем мы с Максом и Мелоди. На заднем дворе раскиданы игрушки, в пластмассовом детском бассейне плавают пальмовые листья.

Дом, в который я возвращаюсь каждый вечер.

Темный.

Притихший.

Пустой.

— Мэй-сон, — произнес Рэй.

— Нет, — поправила я, — Мэ-зон. «С» произносится как «з».

— Во французском всегда «с» читается как «з»?

— Если она стоит между двумя гласными, то да, — объяснила я и перешла к следующему слову.

— Voiture. Машина.

Вот я, совсем малышка, сижу на заднем сиденье нашей машины, стекла опущены, куда ни посмотри — всюду расстилается пустыня. Прямо перед нами вздымаются округлые скалы парка Джошуа-Три. Внезапно мама восклицает: Смотри, Клэр, койот!

Ее больше нет с нами, я сижу на пассажирском сиденье все той же большой черной машины, ем мороженое и стараюсь радоваться, но моего отца словно поразила какая-то мысль — он резко давит на газ, но тут же тормозит, словно его охватило ужасное сомнение. Куда мы едем, пап? И его мрачный ответ: поплавать.

Рэй ничего не замечал. Он просто повторял слова, которые я выбрала, чтобы объяснить особенности произношения на французском. Для человека, который никогда не учил иностранные языки, он схватывал все очень быстро. Должно быть, дело в его психической выносливости. К концу урока большинство учеников выдыхаются, а из Рэя энергия била ключом.

Занятие длилось больше часа, но благодаря рвению Рэя время пролетело почти незаметно.

Он попытался заплатить за дополнительное время.

— Это будет справедливо, — сказал он, предлагая деньги.

— Не нужно, спасибо.

Усердие, самоотдача и энтузиазм не требуют оплаты. Я взяла с него пятьдесят долларов, и мы условились встретиться через два дня в то же время.

— Надеюсь, вам было так же интересно, как и мне, — сказал Рэй.

— Да, конечно.

— У вас неистощимое терпение, Клэр, — сказал он на прощание. Я оглянулась. — Спасибо.

Выходя из кафе, я увидела стайку девочек-подростков. Они шли по парковке, закинув рюкзаки через плечо, смеясь и болтая.

Потом я заметила Рэя. Он подошел к своей машине, черному «Мерседесу». Походка у него была легкая и уверенная — так ходят те, кто находится в мире с собой.

Он по-настоящему мне понравился. На мгновение я позволила себе понежиться в этом теплом, естественном и комфортном чувстве, а затем со всей строгостью напомнила себе, что Саймон мне тоже нравился.

* * *

Пока я ехала к следующему ученику, раздался звонок. Звонила Линда Бергман, владелица сервиса, который находит переводчиков «на все случаи жизни».

Туристку из Франции привезли в клинику «Седарс-Синай».

— Ее зовут Дельфин Перрон, — сообщила Линда. — Она путешествовала в одиночку, поэтому помочь ей некому. Она потеряла сознание прямо посреди Голливудского бульвара. В больнице хотят быть уверены, что она понимает слова врача. Палата 517, в два часа. Сможете подъехать?

Я посмотрела на часы. У меня будет всего полчаса, чтобы туда доехать, припарковать мою колымагу и добраться до палаты. Но за такой перевод платят в два раза больше, чем за репетиторство, так что попытка не пытка.

— Впритык, но должна успеть.