Невыносимо думать, в каком свете это меня выставляет. Я закрыла ноутбук, проверила окна и двери. Все заперто.
Я заставила себя выключить свет в каждой комнате — перед глазами стоял образ Саймона, готового записать и это:
Я сидела в темноте.
Почему-то мне вспомнилась женщина, которую я встретила на пирсе.
Было уже поздно, но она сказала, что ей можно звонить в любое время.
Я взяла телефон и набрала номер.
Она сразу же ответила, и я почему-то обрадовалась.
Слоан
Я закончила работать в шесть.
По дороге домой я проехала мимо бара «База» — излюбленного места посиделок местных полицейских. Из машины как раз выходил Ник Девайн. Он вышел в отставку почти десять лет тому назад и теперь жил на пенсии в свое удовольствие — при том, что ни одна сомнительная сделка в Лос-Анджелесе не обошлась без его участия. Мой отец говорил, что у Девайна никогда в жизни не было кредитки, потому что он платил за все тоннами наличных, которые получал от наркобаронов и коррумпированных подрядчиков. Он стриг деньги с торговцев крадеными автомобилями и ростовщиков — всюду, куда он только мог запустить свои грязные руки.
Захлопнув дверь машины, он направился к бару. Внутри его ждали дружки — такие же жуликоватые полицейские в отставке. Они смеялись и приветствовали друг друга.
За время работы в полиции я видела, как люди постепенно переходят на темную сторону. Все начинается с небольших подношений. Пустяки — просто в знак благодарности. После этого брать становится проще. Ты говоришь себе — это не взятка, не откат. Зато платить за ипотеку каждый месяц становится чуть полегче — что в этом такого? Но со временем суммы — и просьбы — становятся серьезнее, ведь чем больше берешь, тем больше должен отдать. И вот уже ты творишь такое, о чем и подумать не мог, когда учился в полицейской академии или только начинал карьеру. Отец всегда предостерегал меня от этого: опаснее всего не явный подкуп — например, тебе ни с того ни с сего предлагают огромную взятку. Нет, опасность кроется в небольших суммах: они отъедают часть тебя каждый день, месяц за месяцем, год за годом, разрушают тебя медленно, но неуклонно, как ржавчина.
Я всегда внимательно следила за тем, чтобы не оступиться в мелочах.
Но я не знала — пока не знала, — что искушение не всегда приходит извне. Внутри нас кроются изъяны, словно дом, выстроенный на неустойчивом фундаменте, — только тронь, и развалится.
Дома я опять остро почувствовала, что отца больше нет. Его любимый стул пуст. Ужин на одного. В магазине я больше не покупаю его любимые лакомства: сливочное печенье и чизбургеры от «Уайт Касл», которые он разогревал в микроволновке. Пол больше не скрипит под его ногами, а ставни не распахиваются со стуком по утрам. Ничего из этого больше нет.
А что осталось?
Моя работа.
Я включила компьютер и принялась за дело.
Есть целый набор техник, как заставить людей прекратить делать то, что они делают. Первые пожиратели грехов в Лос-Анджелесе полагались на излюбленный метод мафии — запугивание. Они подкидывали дохлую крысу в почтовый ящик. Если это не срабатывало, по возвращении домой человек мог обнаружить разбитый сервант, вспоротые диваны и матрасы, искромсанную одежду. Если в доме был питомец, то его находили мертвым в кухонной раковине. Эти люди были бандитами до мозга костей, и с воображением у них было туго.
Моя же излюбленная роль — хороший полицейский. Человек начинает верить, что я на его стороне или, по крайней мере, сочувствую его проблеме. Если он считает, что с ним обошлись несправедливо, я делаю вид, что полностью согласна.
Клэр Фонтен — другой случай. Она не требовала у Миллера денег, не мечтала его обанкротить. Все, что ей нужно, — разрушить его репутацию. Я не сомневалась, что если она продолжит в том же духе, то причинит всем только боль. Совсем как моя мать.
На часах была почти полночь, когда раздался звонок. Я посмотрела на имя — итак, первый этап моего плана сработал.
— Алло.
— Джулия? Это Клэр Фонтен. Мы познакомились сегодня днем на причале.
Я ответила энергичным тоном Джулии:
— Конечно, я вас помню, Клэр.
— Надеюсь, я не слишком поздно. Вы говорили, что вам можно звонить в любое время.
— Да, разумеется. Чем могу помочь?