Неудобная женщина

Она сказала, что девушка по имени Дестини, которую она курирует, готова со мной поговорить. Какое-то время она жила где попало, а потом прибилась к Венис-бич. Теперь она нашла постоянную работу и снимает квартиру.

Мы договорились встретиться назавтра в закусочной.

Я уже не раз прибегала к этому методу. Примеряешь на себя чужую личину, затем втираешься в доверие к своей цели. Этот звонок доказал, что обман сработает вновь. На пирсе я почувствовала, как одинока Клэр. Ей нужен кто-то, кому она могла бы доверить свои самые сокровенные, самые темные мысли. С такими людьми все просто — ты располагаешь их к себе, и они раскрываются.

Но сначала мне нужно было убедиться, что, независимо от моих действий и моего образа, Клэр доверится мне. С этими мыслями я принялась за работу.

Напечатала визитку с именем Джулии Купер, указала телефон и электронную почту.

Затем обдумала другие черты своего нового образа и решила, что удобнее всего будет действовать через Дестини. Я придумала, как привлечь ее внимание, и создала фото на телефон исключительно ради этой цели. Я даже отрепетировала, что и как будет говорить и делать Джулия Купер, чтобы это выглядело органично. Я не могла быть актрисой, которая, играя роль Джулии, забывает реплики и выходит из образа. Мне нужно было стать Джулией Купер.

И наконец, мне нужно было заложить бомбу в разговоре с Дестини. Какую-то деталь, которая докажет, что я знакома с уличной жизнью. Я вспомнила про Вики Пейдж — работая в полиции, я пару раз сталкивалась с этой женщиной. За время жизни на Венис-бич Дестини могла с ней столкнуться. Если я скажу Дестини, что слышала о Вики, она поверит, что я действительно журналистка.

Сборка образа подошла к концу, и я была уверена, что ничего не упустила.

Дестини на это купится.

Что важнее, на это купится и Клэр.

Я не сомневалась, что в скором времени стану ее лучшей подругой.

Часть III

Клэр

1

Когда я приехала к отцу, он сидел на балконе и наблюдал за тем, как колибри вьются вокруг кормушки. Ему ближе к восьмидесяти, но выглядит он еще старше. У него вечно нахмуренное лицо, будто он все время сдерживает гнев.

Я протянула ему пончики.

— С сахарной пудрой? — уточнил он перед тем, как открыть коробку.

В его тоне сквозило сомнение, словно я постоянно приношу ему не те пончики.

— С сахарной пудрой, — подтвердила я.

Спустя несколько месяцев после маминой смерти он познакомился с Роуз. Она была намного моложе. Полна энергии. Он ласково называл ее «шутихой». Весь год, что они встречались, он проходил словно в дурмане. Он хотел жениться на ней, но она ненавидела детей. Так я и стала помехой на пути к счастью.

Он взял пончик и вцепился в него зубами, будто дикий зверь. Он всегда будто сдерживает внутреннее рычание.

Прикончив пончик, он закрыл коробку.

— Всегда нужно оставлять что-то про запас, Клэр.

Это один из его типичных отцовских советов: покупай, а не бери в аренду. Сэкономил — все равно что заработал. Кто попусту не тратит, тому всегда хватает.

— У тебя по-прежнему никого нет? — спросил он обвиняющим тоном, как будто намекая: кто может полюбить такую чудачку. Но все-таки он хотел, чтобы я нашла себе мужа.

Он растянул губы в невеселой улыбке.

— Ты кого-нибудь найдешь, — сказал он. Но прозвучало это так, будто он не очень-то верил в мои перспективы.

Он по-прежнему считал, что Саймон был «настоящей находкой». А я не имела права обвинять этого уважаемого человека, ведь у меня было против него только «слово Мелоди».

Слово Мелоди.

Ей он тоже не поверил.

Порой я воображала, будто Саймон и мой отец находятся в сговоре. Сидят в каком-нибудь баре и строят планы, как бы меня вразумить. Отец успокаивает Саймона, выражает сочувствие и извиняется за то, что от меня «одни проблемы».

Отец вытер рот — в уголках остались белые пятна от пудры — правой рукой: стремительно, небрежно, безжалостно. Подобная ярость прослеживается в любом его движении — как будто он с остервенением избавляется от всех следов на месте убийства. Стирает отпечатки. Смывает кровь.

Я всю жизнь боялась его после той попытки утопить меня. Стоило ему обнять меня, я замирала и задерживала дыхание, пока он меня не отпускал. И каждый раз это казалось отсрочкой казни. Лишь однажды я решилась поговорить с ним о той лодке, но он рассвирепел: да хватит уже цепляться за этот бред! Мне тогда было пятнадцать, и эта вспышка гнева так напугала меня, что я замолчала. Больше мы никогда не поднимали эту тему.

— Какие новости? — спросил отец.

Я не стала сообщать, что Саймон скоро женится. И уж тем более не рассказала о письме, которое я ему написала, — для отца это было бы лишнее подтверждение того, что я окончательно и бесповоротно рехнулась. Он всю жизнь отрицал мои обвинения, а раз так, это даст ему повод почувствовать, что они с Саймоном — всего лишь жертвы моей мании.

Зачем я вообще прихожу к нему и приношу пончики?

На этот вопрос нет правильного ответа.