В мае 2017 года французская создательница комиксов Эмма придумала название для этого явления: «психологическая нагрузка». В комиксе она показала измотанную мать, которая пытается совместить приготовление пищи и уход за детьми, пока эмоции не выплескиваются через край. Тут входит партнер женщины и объявляет: «Ты могла меня попросить! Я бы помог!» Комикс получил широкое распространение, потому что он точно отразил гендерное разделение труда: увидеть необходимую работу – это отдельная задача. Гетеросексуальные мужчины склонны были считать своих партнерш «менеджерами» хозяйства. Они не давали себе труда пораскинуть мозгами и разобраться в том, что нужно делать по дому.
Виды домашнего неоплачиваемого труда тоже имеют гендерные различия, как обнаружила Арли Хохшильд в ходе своего исследования. Мужчины, как правило, выполняют не зависящие от времени задачи, такие как уборка в гараже или замена лампочек. Женщины обычно повязаны задачами, которые жестко встроены в расписание, как, например, приготовление ужинов.
Опять же это не только вина мужчин. Как я уже говорила в главе, посвященной сексу, никто из нас не телепат. Многие из нас воспитывались в семьях, где распределение гендерных ролей в отношении труда было настолько укоренено, что оставалось невидимым. Шульте писала, что «это воздух, которым мы дышим». Мой муж вырос в доме, где готовил отец, и каждый раз, когда я прихожу домой и нахожу горячий обед на плите, я благодарю судьбу за это. Моя мама, напротив, вспоминает, как ее свекровь настаивала, чтобы папа играл по выходным в крикет, потому что он всю неделю был на работе. «Как будто четверо детей – это не работа», – говорила мама[125]
.Хохшильд чувствовала, что описывает переходное состояние общества, так как на смену модели «домохозяйка / кормилец семьи» приходила семейная пара, где оба родителя являются кормильцами. Переместившись на работу, женщины обнаружили, что их время в буквальном смысле выросло в цене, и получили больше возможностей контролировать свою финансовую ситуацию.
Одновременно они переместились в офисы и другие пространства, предназначенные для работы. Это было важным моментом. Я писала эту книгу, часами сидя за обеденным столом. Пока я дома, я чувствую вину за всю домашнюю работу, которая остается несделанной. Когда мой партнер возвращается домой, я ощущаю, что мне следовало бы позаботиться об ужине. В конце концов, я «целый день была дома». Дом сам по себе маркирован как что-то женское, и потому любая работа по дому изначально обесценивается. Это позволяет мне хорошо понимать Сельму Джеймс, которая писала первый памфлет дома у подруги, зная, что если останется дома, то вместо этого будет чистить духовку.
Одна из сложных проблем, с которой столкнулась Арли Рассел Хохшильд, – утверждение семейных пар, что они
Это оборотная сторона феминистской мантры том, что личное – это политическое. Только тут политическое становится личным. Феминизм помогает многим из нас объяснить недооформленные ощущения гнева по отношению к людям, которых мы в целом любим: так, Джилл Твиди решила не задумываться о неоплачиваемом труде по дому, если это отравляет ее отношения с семьей. Используя жесткие выражения Андреа Дворкин, «женщины живут с теми, кто притесняет их, спят с ними, рожают от них детей – мы запутались, по-видимому безнадежно, в кишках механизма и образа жизни, который нас разрушает». Быть угнетенной мужчиной – достаточно плохо. Еще хуже быть угнетенной замечательным, но невнимательным мужчиной, с которым делишь постель.
Я много говорю на эту тему с друзьями, у которых есть дети. Какими бы приверженцами равенства они ни были до рождения детей, они чувствовали, как оказываются во власти собственных гормонов и общественных ожиданий. Скатиться к традиционным гендерным ролям – это путь наименьшего сопротивления. «Даже когда мой муж забирает детей из школы, ему вручают записки, предназначенные для меня», – рассказала мне подруга. Другая обнаружила, что не может ухаживать за ребенком и ездить в командировки. Она ушла с работы и устроилась на менее престижную должность, зато теперь работа находилась ближе к дому. Знакомая мне лесбийская пара тоже прочувствовала напряжение «кормилец / домохозяйка»: биологическая мать соскальзывала к традиционной женской роли просто потому, что изначально оставалась дома с ребенком.