Лидеры основных партий поддержали реформу, которую можно было бы рассматривать как дело элит, но это бы означало проигнорировать долгую историю церкви в Ирландии, которая диктует моральные ценности. Премьер-министр Ирландии Лео Варадкар предложил законопроект на случай отмены поправки, одновременно и более, и менее либеральный, чем английский закон: аборт возможен по требованию женщины, но при сроке до двенадцати недель. Крайне важно, что, в отличие от Брекзита, здесь люди знали, что будет означать голосование за перемены.
Не менее важно и то, что язык кампании «Да» был предельно конкретен и сфокусирован на женщинах: «Твоя мать. Твоя дочь. Твоя сестра. Ее выбор»[135]
.Группа агитаторов, которая любезно позволила мне выступить на празднике в день голосования в общественном клубе в Дан Лэри, была смешанной: мужчины и женщины пенсионного возраста, а также молодые родители и студенты. «Очень заметным отличием от предыдущих кампаний стало то, что женщины выступили вперед, рассказывая собственные истории, – сказала мне Орла О'Коннор. – Это было невероятно… Я думаю, что ирландцы впервые по-настоящему услышали, как влияла на жизнь Восьмая поправка».
Моя поездка в Дублин оказалась удивительно эмоциональной. Сейчас я понимаю, что мне нужно было окунуться в кампанию против Восьмой поправки. Последние несколько лет право на аборт по всему миру подвергалось атакам. Одним из первых шагов Дональда Трампа в должности президента стало восстановление правила «глобального молчания», которое запрещало благотворительным и неправительственным организациям в развивающихся странах получать финансирование из США, если они упоминают об абортах. У президента Трампа было четыре года, чтобы перестроить Верховный суд, предоставив твердое большинство консерваторам[136]
. Законодательная норма, рожденная прецедентом Ро против Уэйда и дававшая женщинам «экзистенциальную свободу», оказалась под угрозой. В Британии местным фаворитом на роль следующего консервативного лидера стал Джейкоб Рис-Могг, католик и отец шестерых детей, который говорил, что он «безоговорочно против» абортов, даже в случае изнасилования.В пятницу, когда голосование уже завершалось, я отправилась к мемориалу Савиты Халаппанавар в южном Дублине. Это немного напоминало паломничество. Ее лицо было нарисовано на стене ярко-розовым цветом, и люди клали цветы и значки Repeal на тротуар. Также они оставляли записки. Одну я запомню навсегда, потому что она показывает, как дискуссия об абортах создала связь между двумя женщинами, ни одной из которых я никогда не узнаю. Послание было адресовано Савите. «Мне так жаль, что мы тебя подвели, – говорила надпись. – Твоя гибель не будет напрасной».
Возможно, вы знаете, что случилось дальше. Я вернулась в номер отеля, когда The Late, Late Show изменил свою программу ради показа экзитпола. Нас предупредили, что результаты могут быть неточными, потому что не существовало исходных данных, с которыми организаторы опросов могли бы сопоставить изменения.
Последний референдум по Восьмой поправке проходил в 1983 году, когда за ее сохранение высказались все регионы страны (за исключением либерального южного Дублина). Оказалось, что данные экзитпола были чрезвычайно точными. Он зафиксировал сокрушительную победу голосовавших «за отмену»: примерно 7 из 10 ирландских избирателей хотели отмены Восьмой поправки. Твиттер обезумел. Мой Ватсап разрывался. Я получала даже СМС, как в каком-нибудь 2014 году. За всю мою политическую жизнь я не чувствовала такого всплеска облегчения, гордости и радости. Последнее было самым интересным, потому что участники кампании беспокоились о том, что (в отличие от референдума 2015 года, легализовавшего однополые браки) они не смогут рассылать оптимистичные сообщения, чтобы не быть обвиненными в том, что они приветствуют детоубийство. Но когда голосование было выиграно, последовало настоящее ликование. Таким женщинам, как Коймэ Энглин, больше не придется в спешке и страхе предпринимать тайные поездки за море. Такие, как Орла О'Коннор, избавлены от стыда за то, что открыто говорят об абортах. Такие, как Дайан Кинг, направились через границу, чтобы провести опрос в самом проблемном месте – в Донегале, единственном регионе, где большинство проголосовало против отмены поправки. Женщины больше не должны были носить плод, зная, что их ребенок родится мертвым. Мужчины сплотились, поддерживая кампанию, и теперь таким мужчинам, как партнер Коймэ Энглин, больше не придется бессильно наблюдать, как страдают их близкие. Это было трудное противостояние, но участники кампании выиграли его.
На следующий день я стояла во дворе Дублинского замка и смотрела, как толпа кричит, что церковь и управляющий ею класс мужчин больше не контролируют женские тела. Память об этой победе будет питать новое поколение активистов. И в толпе я увидела табличку с обещанием будущей битвы. Там было написано: «Теперь на Север».